Глаза Сатаны
Шрифт:
– Я заметил, что этот Хуан как-то благоволит к тебе, Габи. Спроси его, он должен тебе ответить. Я чувствую, что так и получится. Спросишь?
– Не думаю, что он соизволит ответить. Он тоже чем-то сильно недоволен. Узнать бы. Правда он намекнул, что скоро даст возможность написать письмо отцу. Я сейчас только о нём и думаю. Скорей бы!
После сиесты, которая не распространялась на белых рабов, Хуан познал в шалаш Габриэлу. Там уже стоял крохотный столик, грубо связанный из нечисто оструганных жердей.
– Сеньорита, я обещал,
– Да, – в растерянности, прошептала девушка. – Спасибо.
– Вы забыли сказать «сеньор», – усмехнулся юноша. – Вы ведь рабыня, не забывайте этого, сеньорита. Хочу пояснить, что должно быть в письме, хотя в основном вы вольны писать, что угодно. Но одно должно быть обязательно. В нём должно быть требование передать треть вашего состояния на имя Эсмеральды Фонтес. Без этого письмо не будет иметь никакой силы. Ну и другие мелочи. Например, не трогать посланца с письмом. Его мы ещё не нашли, и он может ничего не знать о наших отношениях. И напомните папеньке, что для убедительности, мы можем поедать ему ваш отрубленный пальчик. Мы так и сделаем, если ответ не будет положительным. И так до тех нор, пока ответ нас не удовлетворит, сеньорита.
Габриэла застыла с изумлением, ужасом и отчаянием в глазах. Она инстинктивно посмотрела на пальцы рук и слёзы градом потекли по лицу.
– И вы это сделаете?! – Она прошептала едва слышно, но Хуан всё же услышал, помолчал и ответил наигранно спокойно и безразлично:
– А как вы полагаете, отец ваш выполнит наши требования? Я не вижу другого способа заставить его подчиниться.
– Кто эта Эсмеральда... я забыла фамилию, сеньор?
– Фонтес, сеньорита. Пока это не имеет значения. Вы поняли задачу? Тогда не буду вам мешать, а то ещё и дону Атилио необходимо писать. Старайтесь писать убедительнее, сеньорита.
Хуан вышел из шалаша с чувством усталости и горечи на душе. Затея с рабством нравилась ему всё меньше, хотя он не собирался отходить от задуманного. Вид сеньориты сильно его пугал. Возник страх, что она не выдержит испытания и всё полетит к чертям собачьим.
Два часа спустя он зашёл в шалаш. Габриэла сидела с бледным лицом и о чём-то сосредоточенно думала.
– Письмо готово, сеньорита? – спросил он буднично.
Она молча протянула ему лист, исписанный крупным нечётким почерком ребёнка, редко практикующегося в этом ремесле. Он внутренне усмехнулся, поняв, что она недалеко ушла от него в грамоте.
Хуан намеренно делал вид, что читает лист вверх ногами, незаметно поглядывая на презрительное выражение лица девицы. Та попалась на удочку, а Хуан даже шевелил губами и был напряжён.
– Я плохо понимаю ваш почерк, сеньорита. Надеюсь, вы всё учли из мною говорённого? Иначе вам понадобится ещё месяц лишнего времени. Ведь до вашей усадьбы не менее десяти дней пути, а ещё нужно гонца найти. Так что рассчитывать можно только недели на три.
– Я всё написала, что вы просили, сеньор, –
– Хорошо, сеньорита. Теперь письмо дона Атилио – и можно отправлять гонца. Спасибо, сеньорита. Можете продолжать прерванную работу. До ночи ещё весьма далеко.
Девушка ушла, а Хуан перевернул лист и принялся потеть, силясь разобрать каракули Габриэлы. Он справлялся плохо. Вздохнул, потянулся и пошёл искать Ариаса. Тот довольно сносно прочитал послание, потом ещё раз уже быстро. Заметил с удивлением:
– Знаешь, ничего такого, к чему можно было бы придраться, видно, ты здорово её напугал, Хуанито. Или это Алесио постарался. Кстати, этот мулат не в состоянии больше терпеть с этой девкой. Что ты на это скажешь? Или для себя сберечь охота?
– Уже нет. Пусть делает, что хочет, но без того, чтобы она сбрендила или ещё хуже, померла. Ты понял? Тогда помрёт и этот ублюдок.
Ариас скорчил понимающую гримасу, согласно кивнул и отдал лист Хуану.
– Кого пошлём в усадьбу?
– Лало, думаю. Он молчун, местный, и легко сможет объяснить, как оказался на такой роли. Мы с тобой ему всё растолкуем и хорошо заплатим. Вот только и от Атилио нужно подобное письмо. Сколько от него мы можем запросить?
– Тысяч десять, думаю, будет достаточно. Как ты считаешь, Хуан?
– Пусть будет по-твоему, Ар. Столько же с дона Рожерио – и можем сматываться подальше от этого острова.
– С такими деньгами мы это можем себе позволить, – и Ариас с довольной улыбкой вышел, пообещав прислать Атилио.
Усадив испанца за стол, Хуан и ему предложил написать письмо, требуя за свободу десять тысяч золотых песо. Тот удивлённо поднял глаза, спросил с усилием и страхом:
– Сеньор, мои родители не в состоянии столько заплатить!
– Сколько же они в состоянии?
– Самое большее вдвое меньше, и то при наличии времени, сеньор. Мы совсем не так богаты, как отец Габриэлы.
– Тогда вы вернётесь домой без стольких пальцев, сколько недоплатите за свою свободу. Нам не составит труда лишить вас всех пальцев, дон Атилио. Алесио будет рад позабавиться, не так ли?
Лицо испанца побелело. Он долго не мог вымолвить слово, потом проговорил хрипло, растерянно:
– Я, конечно, напишу, но возымеет ли это результат? Отец просто не сможет собрать столько денег. Лучше мне лишиться жизни, сеньор, чем оставлять родных без гроша и прозябать весь век в нищете. Тогда и писать нет смысла.
Голос дона Атилио с каждым словом становился всю тише. Хуан видел, что испанец в отчаянном положении, готов на самые крайние меры. Он заставил Хуана задуматься, а потом проговорил решительно:
– Пишите то, что я требую, а там посмотрим, что получится. Мы и так сильно рискуем с вами. Того и гляди появятся ваши ищейки. Кстати, хотите остаться живыми – не вздумайте подавать сигналы, если чужие люди будут здесь.
Хуан многозначительно посмотрел на испанца, указал на лист бумаги.