Глаза Сфинкса
Шрифт:
И кто заставляет нас считать эти свидетельства исключительно вымыслом? Разве не наш ограниченный разум? Разве не ограниченный горизонт академической логики, который диктует каждому новому поколению, о чем и как следует думать? Я склонен предполагать, что многое из того, что мы отвергаем как нереальное и неразумное, когда-то было живой историей. Римский философ Луций Апулей, живший во II веке и путешествовавший по Египту, писал в своих «Метаморфозах»: «О Египет! Египет! От того, что ты знаешь, останутся одни лишь легенды, которые покажутся будущим поколениям невероятными». Быть может, некоторую ясность в этот вопрос мог бы внести один научно-фантастический сюжет.
Было
Там, в звездном поясе между Марсом и Юпитером, причалил космический корабль внеземных существ. Долгий межзвездный путь стоил немалых усилий, а тёперь было необходимо обеспечить возможность продолжения полета — добыть сырье, переработать его, произвести погрузку на корабль. Так что богам пришлось на несколько столетий задержаться в нашей Солнечной системе. Медленно и уныло тянулись годы, один за другим, и богам вскоре стало скучно. Они искали перемен, развлечений, изобретали игры и соревнования. Человеческие понятия о морали или человеческая этика в ее сегодняшнем понимании были им абсолютно чужды. Они чувствовали и мыслили совершенно иначе, чем люди. И Земля стала игровой площадкой для богов.
В один прекрасный день на свет появилось новое изобретение Пта, мастерившего живых существ из разных органов, как из конструктора. Исходный генетический материал был взят от двух неразумных земных тварей. Комбинация льва и овцы в итоге дала некое существо, травоядное, но с когтистыми лапами и реакцией льва. К огорчению Пта, настоящий лев вскоре растерзал его творение. Это было неслыханно! «Разум овцы, — сказал Хнум, обращаясь к Пта, — не поможет против земных хищников. Попробуй еще раз. К торсу льва подойдет голова быка». Этот новый монстр выжил, и земные львы старались не попадаться ему на пути.
Пта уже торжествовал, но тут случилось нечто непостижимое. Примитивные двуногие стали объединяться между собой и толпами нападать на чудовищ, обращая их в бегство копьями и пращами. С быстротой молнии спустился на землю разъяренный Пта и покарал неразумных людей.
Совет богов осыпал Пта упреками: «Несправедливо наказывать людей за какой-то проступок, заранее не предупредив, чтобы они его не совершали».
После этого Пта стал отмечать своих новых тварей. Каждое «диковинное существо» приобрело свой отличительный знак, который был хорошо виден. Это мог быть светлый четырехугольник на лбу или светящиеся рога на голове. Теперь люди знали, какие твари — собственность богов, а каких можно убивать и съедать. Боги больше не томились от скуки. Они принялись изобретать и создавать новых монстров, «очень разных по форме и не похожих друг на друга». Боги изучали поведение этих чудовищ, приносимую ими пользу, провоцировали столкновения между ними в естественных условиях и очень забавлялись, наблюдая, как реагируют на все это озадаченные люди.
Но вот, наконец, космический корабль был до отказа набит необходимым сырьем. Теперь можно было отправляться к новым берегам Вселенной. Здесь же, на Земле, оставались жалкие, униженные люди, привычные им животные и монстры, оставшиеся в наследство от богов. Первыми заметили исчезновение богов жрецы. Робкие, привыкшие трепетать перед богами, они не осмеливались даже прикоснуться к созданным ими тварям. Сменялись поколения людей, многие из созданных богами монстров вымерли, а иные, способные размножаться, претерпели изменения, были приручены или стали храмовыми животными. Жрецы хранили знания о некоторых тварях, предназначенных только богам. А поскольку жрецы боялись, что боги внезапно, без всякого предупреждения могут вернуться, они с тревогой наблюдали за каждым движением на небосклоне — во всяком случае, в его доступной для наблюдения части. Послушникам поручали присматривать за животными, оставшимися после богов, и приводить их в храмы, чтобы там воздавать им должные почести. Поэтому умерших животных, как нетрудно догадаться, тщательно мумифицировали: все они принадлежали богам, которые могли в любой момент вернуться обратно на землю.
Проходили
Эта неотвязная, тревожная мысль долго беспокоила и мучила жрецов. Наконец они нашли простое решение проблемы. Пока звери были живы, их полагалось ублажать, обожествлять, поклоняться им, чтобы после смерти их Ка и Ба, вознесясь к богам, свидетельствовали о том, как люди благоволили к оставшимся после богов животным, как почитали их. А вот кости нечистых, поганых животных после их смерти, наоборот, полагалось ломать, дробить и смешивать с битумом. Саркофаги выдалбливали из самого твердого гранита и делали их такими тяжелыми и прочными, чтобы ни одно чудовище после нового рождения не могло сломать окружающую его преграду. Саркофаги полагалось замуровывать в могилах, устраиваемых в скальном грунте под землей. Тогда монстры и чудовища никогда больше не смогли нападать на людей и держать их в страхе.
Нам необходимы какие-то новые модели, новые представления и подходы, чтобы можно было хоть как-то объяснить странности и противоречия в действиях наших далеких предков. История, которую я здесь изложил, не более чем модель или опора, с помощью которой можно попытаться обрести под ногами твердую почву. Мы довольно необъективны и даже пристрастны. Вот почему мы готовы с благодарностью принять все, что написано тем же Геродотом, Страбоном, Диодором, Тацитом, Манефоном или Евсевием, когда их сочинения укладываются в общепринятые, расхожие схемы. Но увы! То, что они писали, в эти схемы не укладывается! Тогда мы назначаем себя арбитрами и без колебаний, не моргнув глазом, отвергаем рассказы тех же самых античных авторов/ Того, о чем они говорили, не может быть, потому что не может быть никогда.
Что нашел Огюст Мариет 5 сентября 1852 г. в неповрежденных саркофагах для священных быков в Саккаре?
«Моей первой заботой было сохранить голову священного быка. Но я не нашел ее. В саркофаге оказалась лишь зловонная масса битума, которая крошилась при малейшем прикосновении» [1].
Может быть, кости этого псевдобыка были раздроблены через сотни или даже тысячи лет после самого погребения животного? Еще раз предоставим слово Мариету:
«В этой вонючей массе находилось множество мелких обломков костей, очевидно, растрескавшихся еще в то время, когда совершалось погребение».
А как обстояло дело со вторым, тоже нетронутым саркофагом?
«Ни черепа священного быка, ни каких бы то ни было достаточно крупных костей; наоборот, еще больше мелких костяных обломков» [1].
Почему археолог сэр Роберт Монд обнаружил в саркофаге священного быка мумию, относительно которой высказал предположение, что это мумия шакала или собаки? В таком случае не подвергнуть останки дальнейшему исследованию было бы для антрополога досадным упущением. А откуда взялась абсурдная мысль о «собаках с четырьмя туловищами, у которых из задних частей торчали хвосты наподобие рыбьих» (Евсевий)?