Глаза убийцы
Шрифт:
— И что же произошло?
— Как только она меня увидела, то сразу спросила: «Вы не с Карло?»
Тут ему не пришлось лгать, и его голос прозвучал искренне.
— Проклятье, — пробормотал Друз и провел ладонью по волосам. — Ты считаешь, что в моей квартире могут стоять жучки?
— Я не знаю. Но если женщина выпадет из окна, когда ты будешь находиться в театре, это снимет с тебя подозрения. Они поймут, что ты не имеешь отношения к ее смерти.
В этом рассуждении что-то было неправильным, но Друз был так потрясен, что не смог найти ответ.
— Пойдем в ее квартиру, ты должен ее напугать. Нам необходимо выяснить, что известно полицейским.
— Господи,
— А ты ей неприятен, — резко ответил Беккер. — Она считает тебя убийцей.
Беккер быстро поднимался по лестнице, чувствуя, как пистолет постукивает его по бедру. Все спокойно. Переступив порог, Беккер показал в сторону спальни. Когда Друз вошел, Кэсси все еще лежала на кровати лицом вниз, продолжая сражаться с клейкой лентой.
— Поверни ее, чтобы она тебя увидела, — сказал Беккер, перемещаясь так, чтобы оказаться справа от сообщника.
Друз наклонился, собираясь взять актрису за плечо и бедро и перевернуть.
Разум стал чистым и прозрачным, как лед, тело двигалось с точностью промышленного робота. Беккер вытащил пистолет из кармана — разум наблюдал за происходящим, все движения казались замедленными, правая рука по-прежнему была обернута платком.
Еще мгновение — и тело Беккера поднесло револьвер к виску Друза, так что дуло находилось на расстоянии дюйма.
Друз почувствовал движение, начал поворачивать голову, открыл рот.
Беккер спустил курок.
Бросил пистолет.
Отшатнулся.
В ограниченном пространстве комнаты выстрел показался Беккеру оглушительным. Кэсси изогнулась, отчаянно пытаясь освободиться от ленты.
Друз рухнул на пол, накрыв своим телом револьвер.
Свитер Кэсси был забрызган кровью Друза, осколками кости и серыми сгустками мозговой ткани.
Роботоподобное тело Беккера коснулось Друза. Мертв. Тут не могло быть никаких сомнений. Наркотики пели в его крови, он повернулся и улетел. Потом Беккер вздохнул и вернулся. Боже, он снова потерял контроль. Как долго это продолжалось? Он бросил взгляд на часы. Четыре двадцать. Женщина смотрела на него с кровати, ее руки отчаянно пытались сорвать ленту. Нет, он отсутствовал всего несколько минут. Беккер прислушался. Кто-то идет? Пока нет. Никто не стучит, не слышно топота бегущих ног…
Он посмотрел на лежащее на полу тело. Его нельзя трогать: после выстрела кровь разлетается в определенном направлении или что-то в этом роде. Конечно, сейчас он не сможет тронуть глаза. Это тревожило Беккера, но тут уж ничего не поделаешь. Если свалить всю вину на Друза…
«Кэсси».
Она уже не сражалась с лентой, но изогнула спину, пытаясь посмотреть на него. Нужно торопиться: он должен зайти в квартиру Друза и оставить там фотографии. Беккер направился на кухню, когда услышал, как где-то хлопнула дверь. Он прислушался.
Какое-то движение снаружи? Он напрягся, стараясь уловить малейшие шорохи. Ковер в коридоре мог приглушить звук шагов. Он подождал с минуту, не двигаясь с места.
Больше нельзя ждать. Нужно обязательно попасть в квартиру Друза. Он похлопал себя по груди, чтобы удостовериться, что фотографии на месте. Глаза на них вырезаны…
Следует соблюдать осторожность. Если полицейские поставили у Карло подслушивающие устройства, они должны знать, что он вышел из квартиры, но не появился на улице. Возможно, они уже входят в дом. Может быть, не стоит идти в его квартиру. Если его там застанут… Об этом ему даже думать не хотелось.
С пульсирующим в крови пи-си-пи он отправился на кухню
И опять… Движение? Кто-то в коридоре. Он замер, прислушиваясь… Нет. Нужно двигаться дальше.
У него получилось не слишком хорошо и не слишком быстро, но он справился: разрезал горло Кэсси от уха до уха, а потом посидел рядом с ней, пока она умирала, придерживая пальцами веки ее зеленых глаз.
Глава
27
Дэвенпорт провел десять минут с веселым круглолицым сотрудником похоронного бюро, которому хотелось поговорить о гольфе.
— Проклятье, Лукас, я уже дважды играл на открытом воздухе, — сказал он. Он держал в руках паттер [22] и по плюшевому ковру направлял оранжевые мячи в сторону лежащей на боку кофейной чашки. — Было немного сыро, но все равно здорово. Через две недели я смогу этим заниматься каждое утро.
— Мне нужно узнать о глазах…
— Ну так не говори со мной об игре, — проворчал сотрудник бюро. Он нанес удар по последнему мячу, и тот ударился о край чашки. — Никто не хочет обсудить со мной гольф. Ты знаешь, как трудно найти подходящего собеседника, когда работаешь в похоронном бюро?
22
Паттер — короткая клюшка для гольфа, которой выполняют катящий удар патт.
— Могу себе представить, — сухо заметил Дэвенпорт.
— Так что ты хочешь? — спросил служащий, прислонив клюшку к креслу.
Над бюро ритуальных услуг была небольшая квартира, где находился ночной дежурный.
— Многие люди умирают ночью, — рассказал Лукасу служащий. — И если тебя нет на месте, заказчики могут обратиться к кому-нибудь другому. Для обычного человека все заведения подобного рода одинаковы.
— Как вы поступаете с глазами? Вы оставляете их на месте или что-то с ними делаете?
— А зачем нам их вырезать? — спросил веселый гробовщик, наслаждаясь разговором.
Он заметил, что Лукас чувствует себя неловко.
— Я не знаю, просто… понятия не имею. Так вы их оставляете?
— Конечно.
— А как вы добиваетесь того, чтобы веки не открывались, — зашиваете или склеиваете?
— Нет-нет, достаточно их закрыть — больше они не поднимаются.
— А за умершими ведется наблюдение? Находится ли кто-нибудь рядом с ними?
— Всегда кто-то рядом, но не обязательно здесь. Мы принимаем решение в каждом отдельном случае. Если мы видим, что в зал прощаний входит человек с улицы, естественно, его кто-то сопровождает — мы не хотим, чтобы украли кольца или еще что-нибудь. Но если посетитель выглядит нормально, если он член семьи, то довольно часто мы оставляем его наедине с усопшим. Мы заходим каждые несколько минут, но многим не нравится, когда им мешают прощаться. Им кажется, что их торопят, — так бывает, когда продавец все время стоит рядом с тобой в магазине. Тут многое зависит от знания людей. Однажды целая семья предупредила нас об одном старикашке. У умершего была золотая вставная челюсть, стоившая несколько сотен, а старик был вором. Поэтому мы за ним следили. Он опустился на колени и начал молиться. Он несколько раз останавливался, смотрел на нас и снова принимался молиться. Должно быть, это продолжалось полчаса. Все члены семьи потом сказали, что это была самая долгая молитва в его жизни — на двадцать девять минут дольше, чем любая другая.