Глеб, отпусти!
Шрифт:
Она подняла глаза, покрасневшие от спазмов, но не найдя в моем взгляде жалости, распахнула губы.
Офигительное ощущение, что я имею Варьку в рот первым, никакой мужик еще не запачкал своим членом, я первый имею мою шалаву в развратный ротик, ооооооо, за это можно было много отдать.
Сжал кулак на середине ствола и несколько раз погрузился внутрь. Марька безропотно принимала меня, держала рот открытым, и я жалел ее, тыкаясь в нежную бархатистую поверхность щеки. Она так раздувалась, что яйца поджимались и готовились выплеснуться раньше срока.
– Давай
Она сомкнула губы и стало еще слаще скользить внутри, толчками насаживая ее ротик на хер, наслаждаясь гладкостью и шелковистостью нутра.
– А теперь бери сразу. Давай, на счет три задержи дыхание.
И я отпустил кулак, позволяя пульсирующей плоти взять надо мной верх! Ооооо, как было великолепно погружаться в сжимающееся вокруг ствола горло. Позволять Марьке откашляться и вновь входить, чувствуя как влажно там и глубоко!
Головка распирало ее горло, я положил на него ладонь, чувствуя как она полирует его изнутри.
– Д-дай… Дай… подышать… – вымолила она наконец. Я отстранился, позволив ей откашляться и прийти в себя. Дыхание было судорожными и тяжелым, но потихоньку успокаивалось.
Когда она сглотнула в последний раз, я сжал ее запястья, положил руку на затылок и ласково сказал:
– А теперь я буду трахать тебя, пока не спущу, готовься, моя хорошая!
Испуг вспыхнул на ее лице, но было уже поздно: я вошел сразу до упора, вышел почти до конца и снова вонзился, а потом начал трахать ее глотку быстро и яростно, не позволяя отстраниться, надевая, насаживая девичье горло на свой болт, раскачивая ее. Она билась и извивалась, стараясь выскользнуть, но россыпь электрических искр перед глазами не позволяла остановиться, шумевшая в ушах кровь толкала и толкала вперед, пока разбухшая головка не застряла в горле и не взорвалась струями семени. Я прижал ее голову к своему паху и кончал, кончал, заливая в нее вязкую жидкость и, фак, это был лучший оргазм в моей жизни!
Глаза Марьки закатились, она обмякла, почти теряя сознание, но я освободил ее, с облегчением выпуская ее голову. Последняя капля спермы осталась на нижней розовой губке и она машинально слизнула ее.
Марианна, жестко оттраханная в рот девственница.
Я заржал, глядя на то, как опускается она на пол, все еще содрогаясь от спазмов.
Вот такая она, взрослая жизнь, Варвара.
***
Марианна
Глеб выдохнул удовлетворенно и почему-то зло. Оттолкнул меня и застегнулся, даже не глядя вниз, где я скорчилась у него под ногами.
– Я тебе сказал ходить голой, – холодно напомнил он. – Ты в школе для отсталых училась?
Я смотрела вниз только на его сверкающие ботинки. На нос левого упала маленькая капелька спермы, и я сама удивилась своему испуганному желанию ее слизнуть. Но он не заметил. Развернулся, толкнул дверь в кабинет и захлопнул ее за собой, так и оставив меня с горьковатым вязким привкусом во рту и на коленях у двери. Ничего больше не сказал.
В голове было пусто и гулко, сердце
Еле опираясь на пальцы, я поднялась на дрожащих ногах и слепо глядя перед собой поковыляла в ванную. Где-то по пути стянула с себя футболку. Он хочет голой, значит буду голой. Бросила на пол. Сделала два шага, вернулась и подняла.
Прижала к лицу, вдыхая его запах, но он и так был во мне. Я была наполнена этим запахом по самое горло! Хотела поесть, так поела! Получи!
Меня тошнило от голода, но я уткнулась лицом в эту футболку и беззвучно разрыдалась, понимая, какая судьба меня теперь ждет. И чем больше я плакала, тем больнее мне было. Слезы не облегчали боль, не унимали отчаяние, только распаляли его все сильнее.
Кажется, у меня начиналась истерика.
Рыдая, я бросила футболку в корзину для грязного белья, дошла до кухни и выпила стакан воды, чуть не захлебнувшись им. Но не помогло. Ничего не помогало. Мне стало страшно. Я не могла контролировать даже себя. Все, кто хочет, могли взять мое тело любым способом, а я даже не могла остановиться и перестать плакать.
Спряталась в ванной, встала под душ, то выворачивая воду до кипятка, то обратно до холодной, но и это не помогало. Я корчилась на дне ванны, гасила спазмы в животе как могла, но плач пробивался через любые преграды. Меня тошнило, но было нечем. Меня выворачивало наизнанку, но я плакала и плакала.
Это длилось долго, наверное, часа два или три. А может и дольше.
Я просто устала до одури, выплакала из себя все силы и чуть не упала, попытавшись выбраться из-под душа.
Даже не стала смотреть на себя в зеркало, просто добралась до спальни, пошатываясь, встала в дверях, глядя на застеленное чистое белье. Вчера было так больно… Я боялась повторения, боялась следующей попытки Глеба лишить меня невинности. После принудительного минета у меня не было ни единой иллюзии, что мне понравится.
Но я сделала несколько шагов, обошла кровать и легла на дальний край, постаравшись занять как можно меньше места. Но даже не успела сомкнуть глаз, как в коридоре послышался шум.
Я приподнялась на локте, повернулась… Глеб, кажется, собрал все углы в квартире. Его шатало от стены к стене, от косяка к косяку, за которые он хватался пальцами как потерпевший кораблекрушение за прибитую к нему выломанную из корабля доску.
Он был пьян. Но не забывал раздеваться, стаскивая с себя по одному предмету одежды и роняя где-то по пути. К моменту приближения к кровати, он как раз пытался стащить штаны и не рухнуть.
Не получилось. К счастью, рухнул он на кровать и потянул обе брючины сразу, запутался, кое-как стянул их с себя и безумно устав от сражения, упал спиной и закрыл глаза.
Думала, он так и вырубится.
Но отдохнув полминуты, он снова поднялся, буквально не открывая глаз и снял часы, трусы и носки. Причем часы умудрился положить аккуратно на полку над кроватью.
И только после этого рухнул лицом в подушку окончательно.
Хотя нет, не окончательно. Приоткрыв один глаз, он заметил меня:
Конец ознакомительного фрагмента.