Глиф
Шрифт:
— Слушай, Ромчик, — сказала она. — А чего это мы с тобой корячимся над бумажкой? Не проще ли забить все это в компьютер?
— Фигня вопрос…
Щелкнув кнопкой компьютера деда (вентилятор сразу натужно завыл), Ника придвинула кресло к столу и уступила место Роме:
— Ты быстрее управишься, — она оказалась права: парень уложился в пять минут, из которых три ушло на загрузку операционной системы.
— Готово, — доложил Ромчик. — Еще что-нибудь?
— Инет есть?
— Не-а. Глухо, как в танке. Зато тут ТВ-тюнер, можем телек посмотреть.
—
Пока Рома возился с настройками ТВ-тюнера, Ника подтащила поближе свою сумку «Нэшнл Джиогрэфик» с трофейным ноутбуком (Белкина она так и не застала: дома его не оказалось, белый «Ланос» стоял под подъездом с раскуроченной дверцей и разбитым стеклом; Славик, очевидно, был на работе, Клеврет — в школе, и совершенно непонятно, куда Белкин мог укатить в кресле-каталке) и спросила:
— Ты вообще в компах разбираешься?
— Ну… так, чуть-чуть.
— Винт с ноутбука снять и сюда подключить сможешь?
— Смогу, — уверенно заявил Рома. — И все?
— Только там пароль наверняка какой-нибудь стоит, — предположила Ника. — Взломаешь?
— Ну… смотря какой пароль, — растерялся парень. — Можно данные потерять в процессе. Рискованно.
— Тогда не надо. Не горит. Завтра съезжу к Белкину, его ноут — пусть и открывает. Как там телевидение, заработало?
— Да блин, — ругнулся Ромчик. — Хрень какая-то. Только местный канал. И то — без звука.
Картинка, выведенная на экран монитора, особым качеством не отличалась. Из цветовой гаммы в ней преобладали фиолетовый и зеленый, и периодически все засыпало цифровым «снегом». Временами картинка и вовсе уплывала в сторону, как будто Рома ловил сигнал на комнатную антенну, и тогда Ромчик начинал яростно щелкать мышкой, ковыряясь в настройках.
— Ладно, бог с ним… Не мучай технику, — сказала Ника. — Там где-то в ящике стола отвертка валялась. Давай винт снимем, чтобы я завтра всю эту руину с собой не таскала…
— Хорошо, — покладисто согласился Рома, и Ника в очередной раз поймала себя на мысли о том, что еще ни разу в жизни она ни с кем так не ладила, как с этим нескладным долговязым юношей пятнадцати лет от роду. Он понимал ее с полуслова, мыслил в схожем направлении, не спорил, не перечил, не самоутвеждался, не корчил из себя альфа-самца и главу семейства… Да и просто, наконец, был ей симпатичен. Еще пару годков, и из него выйдет красивый мужчина.
Вот только Нике самой до сих пор было непонятно, говорит ли в ней нереализованный материнский инстинкт или все дело в месячных после трех недель воздержания?
И как, собственно, Рома — подросток, вполне достигший половой зрелости — воспринимает ее? Как няньку? Подругу? Старшего боевого товарища по Игре? Ой, вряд ли…
Углубляться в эти рассуждения не следовало, но и отмахнуться и забыть не получалось.
— Готово, — Рома протянул ей жесткий диск, но Ника даже не посмотрела на него. Взгляд ее был направлен на экран.
— Смотри! — она ткнула пальцем в зеленовато-фиолетовую картинку телеканала
Там без звука открывал рот какой-то большой милицейский чин в фуражке с высокой тульей. Ника даже узнала эту широченную физиономию с поросячьими глазками — именно этот полковник, пресс-секретарь или кто он там, давал интервью журналистке Наташе по поводу самоубийства Чаплыгина в областной библиотеке. Но дело было не в менте, а в том, что происходило за его спиной.
— Это же папа! — воскликнул Ромчик удивленно.
И действительно, Радомский-старший, одетый в спортивный костюм, с несколько растерянным выражением на лице, но абсолютно спокойно прошел за спиной полковника и выпал из кадра. И никто из мельтешащих на заднем плане сотрудников милиции не обратил на него внимания!
— Вот тебе и сбежал, — себе под нос сказала Ника. — Скорее — медленно ушел, чем сбежал. Он их что, всех купил, что ли?
— Так отец что, на свободе?
— Скорее, в бегах…
— Почему же ты мне не сказала? — с обидой в голосе спросил Рома.
— Ну… — протянула Ника. — Видишь ли, Ромчик…
Ее прервал донесшийся из спальни звон разбитого стекла.
18
— Это пена, — успокаивал Руслан, снимая с головы Марины комки белой (а вовсе не серой, как казалось в полумраке) пузыристой субстанции. — Просто пена. Только не мыльная, а как у этих… как их… пожарных. Пена для тушения пожаров. Наверное, огнетушитель протек в подвале… Или взорвался. Вон ее сколько набежало…
Марина практически не услышала. Слова обтекали ее сознание — или то, что от него осталось. Вся ее внутренняя сущность, все мысли, знания, всё ее «Я» сжалось до крошечного испуганного зверька, свернувшегося клубочком и истошно вопящего. Там, в подвале, когда липкие серые плети коснулись ее лица, нечто запредельное, неземное, лавкрафтовское, нечеловечески страшное проникло в ее душу и за малую долю секунды пропитало Маринино естество. И даже теперь, когда Руслан и Назар Григорьевич выволокли ее из подвала обратно на свет, в просторный вестибюль библиотеки, а Оксана Владимировна отпаивала коньяком — зубы Марины стучали о горлышко фляжки, и огненная жидкость обжигала пищевод — Марина все равно чувствовала, что глубоко внутри, в самом ее сердце застрял острый, зазубренный осколок того ледяного ужаса.
— Видите? — Руслан сжал кулак, и между пальцами выдавились белые пузырьки. — Просто пена. Совершенно нечего бояться. Пена. Ну, как на пенной вечеринке, понимаете?
С чего вдруг краевед принял Марину за посетительницу пенных вечеринок, оставалось только догадываться. Коньяк, докатившись до желудка, наконец-то разлился мягким теплом по всему телу.
— Ты в порядке? — заботливо спросила Иванка, наклонившись над сидящей на ступеньках Мариной. — На тебе лица нет, — сообщила она с легким оттенком злорадства, протягивая так ловко сброшенные Мариной в процессе погони туфли-лодочки.