Глиссандо

Тес Ария

Август

— …Я же сказал, что приеду, твою мать! — рычу в трубку в ответ на очередную реплику отца, а сам хожу кругами вокруг одинокого дуба на границе моего участка.

Я так злюсь. Снова злюсь. Все остальное выжигается, как будто и не было ничего и никогда, оставляя за собой одну густую, липкую субстанцию — ненависть. Отбив звонок, я стою еще какое-то время, закрыв глаза и направив лицо в небо. Его ласкает теплый, летний ветерок, пахнет сырой травой, а дополняет картину стрекот кузнечиков. Здесь спокойно, но увы, я даже сейчас не могу оценить полноту картины, потому что в голове только

и звучит, что голос этого ублюдка. Он раздает приказы и «наставляет» на верный курс, и мне вот интересно, будь он на моем месте, каково бы это было? Спорю на что угодно, несладко. Тогда почему все именно так?! Почему нельзя нормально?

Ох, это вечный вопрос, на который я устал за столько лет искать ответ. Даю себе еще одну минуту, чтобы успокоиться, потому что не хочу идти в дом в таком состоянии. Я снова сорвусь на Амелии, снова ее обижу, а мне этого совсем не хочется. Мне больше нравится, когда она улыбается, а не прячет от меня глаза…

В доме тихо. Перед его звонком мы лежали рядом: она была на мне, я ее обнимал, и мы разгадывали глупый кроссворд. «Занятие для старперов», так она это называет обычно, когда приходит ко мне и ложится по-хозяйски, прежде покрутившись. Она всегда крутится, устраивается поудобней, точно как кошка, и это заставляет меня улыбаться.

— Амелия?

Зову ее, уставившись вглубь темной гостиной, откуда раздается ее тихий голос.

— Закрой глаза.

— Зачем?

— Просто закрой глаза.

— Нет, — усмехаюсь, опираясь спиной на прозрачную дверь и складывая руки на груди, — Что ты задумала?

— Боже, ты что мне не доверяешь?

Мне хочется сказать в своем привычном, саркастичном стиле, мол, хах, еще чего! Но вместо этого я улыбаюсь шире и закрываю глаза.

— Ты закрыл?

— Закрыл, но теряю терпение.

— Не нуди, — фыркает, а я прислушиваюсь к шороху.

Она выходит из кладовки? Скорее всего. Что задумала? Хмурюсь, но не успеваю ничего сказать, потому что она тихо меня опережает.

— Ты точно закрыл глаза?

— Амелия.

— И не будешь подглядывать? Пожалуйста.

— Скажи, что происходит, и я подумаю.

— Ты должен доверять мне, — мягко, глубоко говорит, делая небольшой шаг в мою сторону, — Это сюрприз. Приятный.

От ее голоса и ударений в предложении, внутри меня все начинает вибрировать. Я проглатываю густую слюну и киваю, как бы принимая все поставленные условия, а сам дождаться не могу, чтобы узнать все-таки, что она там придумала.

Обращаюсь в слух. Клянусь, я сам будто превратился в одни огромные уши, чтобы уловить каждый ее шаг. Тихий. Маленький. Такой ожидаемый, что сердце подпрыгивает всякий раз, когда ее стопа касается пола, приближая мою девочку ко мне. Это невыносимое ожидание. Я почему-то абсолютно к нему не готов, безумно хочу ее увидеть, но вместе с тем дико-дико волнуюсь. Так я себя чувствовал лишь в детстве, когда спускался первого января к елке, чтобы найти подарок от деда мороза.

И почему мне в голову приходят такие дикие мысли и сравнения?!

Почти фыркаю сам на себя, но не успеваю съершиться — она берет меня за руку. От ощущения ее кожи на моей, проходит электрический разряд, и я вздрагиваю, ощущая себя каким-то школьником. Зачем-то (потому что больше не могу сдержаться), распахиваю глаза, и Амелия сразу же громко цыкает.

— Ты обещал!

Но у меня нет слов, чтобы парировать. И сожалений нет. Я нарушил слово, но, черт возьми, я этому даже рад. Амелия стоит передо мной, тонет в пожаре уходящего солнца, и она так прекрасна…Длинные, светлые, стальные волосы, пухлые губы, что на вкус, как спелая вишня, милые ямочки, огромные глаза. Черт, как я обожаю ее глаза…Они такие особенные, пусть она их и не признает, но они такие особенные…а их взгляд. Открытый, такой счастливый, одновременно таинственный и глубокий. Она пронзает меня им насквозь, смотрит

так доверчиво, так…влюбленно. Все это прописано капслоком, она любит меня, я это знаю. И мне это нравится. Амелия нравится мне абсолютно всем. Я веду взглядом дальше, снова проглатывая вязкую слюну, и мне в голову приходит всего одна фраза, как выстрел.

«Трудно хранить злобу в сердце, когда в мире так много красоты. Иногда мне кажется, что я вижу её всю, и это становится невыносимым. Моё сердце наполняется ею, как воздушный шар, который вот-вот лопнет. И тогда я расслабляюсь и перестаю сопротивляться ей. И она просачивается сквозь меня подобно дождю. И я не чувствую ничего, кроме благодарности за каждый миг моей маленькой глупой жизни.» [11]

Я — Лестер Бёрнэм, она — Анжела Хэйс, и я с такой легкостью могу представить ее в розовых лепестках [12] . Мы не они, конечно, и Амелия ненавидит розы, ведь они напоминают ей о страшной потери, а я все равно ее в них представляю… Как-то я вскользь бросил, что когда-то давно мечтал оказаться на трибуне вместо Кевина Спейси, но я никак не думал, что она это запомнила. А она запомнила. На Амелии сейчас форма болельщицы: короткая, юбочка с зеленой каемкой, свитер на молнии в комплекте. Все почти по канону, и я не могу оторвать от нее глаз. Это выше моих сил…

11

Цитата из «Красота по-американски»

12

Речь идет о знаменитой сцене фильма «Красота по-американски».

— Ну и? Ты что-нибудь скажешь? — тихо спрашивает, волнуется.

Ее щеки слегка розовеют, придавая Амелии такой невинный вид, что я даже на секунду думаю сбежать. Не потому что мне страшно, а потому что я не хочу касаться ее, пачкать собой и своими поступками, мыслями…Благородный порыв, знаю, но я для его исполнения слишком слаб. Я слишком сильно ее хочу, чтобы держаться от нее на расстоянии. Она мне слишком нужна.

— Ты прекрасна… — еле слышно выдыхаю, и Амелия смущается еще больше, но улыбается.

Дарует мне эту чудесную улыбку, счастливую, озорную, а потом отходит чуть назад. Мне хочется схватить ее, я ведь действительно не могу отпустить, даже на шаг сложно, но она не собирается уходить. Нажав что-то на своем телефоне, она откидывает его в сторону, а через миг комната разряжается тихой песней. Я усмехаюсь. Текст ее огонь, но я не против.

Кола, так кола. Дел Рей, так Дел Рей. Я ее не особо жалую, но Амелии нравится, значит так и будет. Тем более, что за терпение я получаю больше, чем мог бы желать. В такт музыке, Амелия начинает медленно кружить бедрами, не отводя от меня глаз ни на секунду. Она цепляет, вбивает ими в стену, приклеивает к месту, и я на все это ведусь. Снова цепенею, потому что не могу поверить, что эта волшебная девушка здесь, со мной. Она ведь действительно волшебная…

И такая соблазнительная. Я хочу ее так сильно, что меня внутри всего крутит. Возбуждение проходит по коже рябью, сжимает поджилки, стягивает все внутренности. Чувствую, как мне становится тесно, как я всей своей сутью рвусь к ней. Я хочу ее почувствовать, чтобы удостовериться, что она — не мой личный Оазис. Мне это просто необходимо.

Быстро преодолеваю расстояние, пугаю ее, но лишь на миг. Амелия улыбается, смело вздергивая носик, а потом шепчет.

— Ты все испортил.

Да, малыш, я это знаю. Я испортил все, что только мог. Ты пока этого не знаешь, но так и есть. Прости меня. Прости, но я не могу перестать все портить и дальше. Меня к тебе слишком сильно тянет…