Глобалия

Руфин Жан-Кристоф

Все знания Фрезера основывались на воспоминаниях: бывал он там-то или не бывал, встречал такого-то человека или не встречал, слышал такую-то историю, или не слышал. О вещах, с которыми ему не доводилось сталкиваться в жизни, Фрезер не имел ни малейшего понятия, но зато хранил поразительно точные воспоминания обо всем, что когда-либо видел, неважно, вблизи или издалека. Память его была поистине огромна, и уже одним этим он отличался от глобалийцев куда больше, чем можно было предположить, глядя на его лохмотья.

Пока они шагали бок о бок, Байкал старался меньше говорить и больше слушать. Фрезер

знал множество разных легенд и историй, которые приходили ему на ум в зависимости от того, что они с Байкалом видели вокруг. Это казалось тем удивительнее, что пейзаж сам по себе оставался бессловесен, ведь рекламы, которая в Глобалии заполоняла собой все пространство, здесь не было вовсе. За все время пути им попалась единственная надпись: на облезлой стене разрушенного дома когда-то давным-давно было написано слово «Пепси-Кола». Не видно было ни одного указателя, ни одной вывески. Но стоило Фрезеру заговорить, и эти пустынные края оживали на глазах.

В его историях речь шла или о нем самом, или о его племени, у истоков которого стоял первопредок. Сам Фрезер его не знал, но легендарная история его жизни, превратившаяся в миф, была на устах у всех потомков.

— Это был индейский вождь, — с гордостью поведал Фрезер, — Он родился неподалеку от лесного города, который звался Манаус.

— В Бразилии? — спросил Байкал, вспомнив рекламные проспекты, которые ему пару раз присылали из какого-то турагентства.

Фрезер сделал вид, что не слышал вопроса. Манаус жил в его памяти, и все. Мысль о том, что этот город может находиться где-то за ее пределами, казалась ему нелепой и даже недостойной.

— А жена у него была черная, как ворон. Дочь африканского короля.

Слово «Африка» в его устах тоже было не географическим обозначением, а качеством, некой внутренней сущностью.

— Однажды они пешком отправились на Север, потому что в их землях пошли дожди и их дом снесло ветром. Они шли много лет. Много лет, представляешь? А ведь ей было очень тяжело идти, потому что у нее на щиколотках были толстые золотые браслеты. Ну а он, как настоящий индейский вождь, нес с собой корону из перьев попугая ара. Она была тяжелая и хрупкая, и он ее спрятал в дорожном мешке.

Описывая своего предка, Фрезер преисполнялся почтения. Для наглядности он принимался подражать его горделивой поступи, держась с поистине королевским достоинством. А поскольку одет он был в свои вечные лохмотья, выглядело все это довольно комично, и Байкалу приходилось сдерживаться, чтобы не рассмеяться и не обидеть своего друга.

— Наконец они пришли в большой-большой город. Прямо-таки огромный город, дома там были высоченные, до самого неба.

— А ты не помнишь, как он назывался?

— Думаешь, мы забыли? Вот, смотри, что у меня на шее.

Фрезер развязал болтавшуюся у него на груди промасленную веревочку, на которой висел деревянный амулет с ракушками.

— В нашем племени все носят такие штуки. Лучше защиты и не сыскать.

В центре дощечки кривыми буквами было вырезано слово «Детройт».

— Читай!

— Детройт, — произнес Байкал.

— Вот! Это и есть тот самый город, наш город. Оттуда все и пошло.

— А что делал твой предок в Детройте?

Фрезер только и ждал этого вопроса. Он пустился в бесконечные

описания, рассказывая о том, что за королевский прием был оказан его предкам в Детройте. Им даровали дом, который возвышался над озером, бескрайним, как море. Еще им подарили машину и множество других вещей. Каждое утро предок Фрезера отправлялся в некое гигантское святилище, чтобы участвовать в таинственных ритуалах.

— Какому божеству он там поклонялся? — спросил заинтригованный Байкал.

Фрезер снова достал свой амулет, на котором было написано «Детройт», перевернул его, протер обшлагом рукава и протянул Байкалу.

— Форд, — прочел тот.

— Тсс! — прервал его Фрезер и перекрестился. — Это имя нельзя произносить вслух.

И он возвел глаза к небу, что-то бормоча себе под нос.

Байкал начинал понимать. Форд... Детройт... Эти два слова прошли сквозь века. Многие автомобили в Глобалии до сих пор делались на этом заводе.

— Значит, твой предок отправился в Детройт и работал там у...

— Да, — перебил Фрезер, — у НЕГО.

— А что он делал?

— Ему пришлось начать с самых низов. Это называется инициация. И вот наконец в один прекрасный день его посвятили в жрецы. Ему выдали жреческое одеяние, все такое синее-синее. А диплом ему вручил Он! Представляешь, Он Сам, собственной персоной! Полностью его титул назывался «токарь-фрезеровщик», но мы говорим просто «фрезер».

Слово это было Байкалу незнакомо, но он догадался, что оно означало одну из старинных рабочих профессий, существовавших в те времена, когда на производстве еще работали люди.

После этого случая Байкал во время долгих пеших переходов стал размышлять о том, какие причудливые формы принимает в антизонах забвение. В Глобалии прошлое постепенно утекало в небытие. Предыдущий месяц казался почти таким же далеким, как прошлый век. Самые свежие новости уже через неделю навсегда исчезали с экранов. Прошлогодние события выглядели настолько нереальными, словно никогда и не происходили на самом деле. А в антизонах прошлое, наоборот, постоянно давало о себе знать. Оно жило в памяти людей, подобно голосу, который эхом отзывается в горах и возвращается назад почти неузнаваемым. Эти воспоминания непрестанно изменялись, деформировались, приукрашивались, сохраняя лишь самое отдаленное сходство с когда-то давным-давно породившими их событиями.

Слово «фрезер» было одним из таких ископаемых, отшлифованных временем. Хрупкий остов, внутри которого обитало давно исчезнувшее существо, затвердел и превратился в нетленный тотем целого племени, утратив при этом первоначальный смысл.

Между тем друзья все шли и шли. По дороге им намного чаще стали попадаться деревни, которые они старались обходить стороной. Да и сами тропы тоже всегда огибали населенные пункты. Впрочем, хотя Фрезер с Байкалом изо всех сил старались держаться подальше от человеческих поселений, они то и дело кого-то встречали. Леса буквально кишели людьми, которые спали прямо под открытым небом. О близости города говорило то, что с природными материалами: ветками, древесными стволами, сваленными в кучу камнями — все чаще соседствовали предметы, имевшие куда более прямое отношение к человеческой цивилизации: доски, ржавые металлические пластины, автомобильные покрышки.