Глобальное потепление

Дубинянская Яна

Утренний туалет он совершал придирчиво, пробуя на прочность пятизвездочную банановую роскошь. Роскошь с честью держала удар: от сверкающей айсбергами сантехники до понатыканных повсюду бесчисленных угодливых кондишенов. Умеют же, если хотят, черти! Так какого, спрашивается, они почти никогда не хотят, а если и желают в глубине души, то все равно делают через задницу, вопреки здравому смыслу, с погрешностью в девяносто девять процентов?..

В тончайшем гостиничном халате Ливанов покинул ванную, пересек наискосок просторные апартаменты, по дороге прихватив со столика программу, и вышел на балкон.

Двадцать шестой

этаж открывал приличную панораму. Казалось, Банановая республика раскинулась внизу вся как есть: серо-бело-лиловая, перекаленная уже с утра, сбрызнутая редкими крапинами темно-зеленых агав и пальм, забитая под завязку плотными скоплениями многоэтажек, тяжело выдыхающая облака смога и кондишенных выхлопов. В отдалении, за городской чертой, желтели жухлые банановые поля, а кое-где воздух миражно колебался над кондишенными куполами дач местных олигархов, мелковатых для Острова.

Кстати, да. Надо выяснить у Паши, на какой день у них по плану намечена поездка на Остров. Все прочие пункты своего так называемого турне Ливанов намеревался с чистой совестью продинамить: если там все равно никого не будет (для банановых книжных презентаций вполне ожидаемо и естественно), то невелика разница, если не окажется в том числе и его. Что же касается конференции, то ее ресурс был, в общем-то, исчерпан предоставленными апартаментами и деньгами в конвертах, однако как честный человек Ливанов, пожалуй, показался бы на одном-двух мероприятиях, включая банкет.

Опираясь на парапет, он пролистнул программу, отпечатанную на двух языках: английском и банановом. Английский Ливанов знал прилично, однако не стал искать легких путей и следующие несколько минут веселился от души, пробиваясь сквозь дебри в целом понятного, но забавного до невозможности бананового наречия. Надо будет попробовать, как читается на нем «Валентинка»; это экстремальное удовольствие он решил оставить на потом. Кстати, завтрак по программе начинался с половины десятого. Какого, спрашивается, они здесь так долго дрыхнут?!

Возмущение проявилось в неловком жесте, вследствие которого брошюра соскользнула с парапета и полетела вниз и вбок, беспорядочно взмахивая страницами, словно подбитая тропическая птица. Ливанов даже перегнулся следом. Внезапно исчезнувший из поля зрения печатный текст — при всей своей бессодержательности и кретинизме — оставил по себе странную, сосущую пустоту. А вернее, перестал ее маскировать.

Какого было подскакивать так рано?! — раздраженно думал Ливанов, возвращаясь в комнату, навстречу с готовностью зашелестевшему над головой кондишену. Идиотская привычка, приросшая к жизни еще тогда, когда из нее приходилось с трудом выкраивать час-другой для настоящей работы. Но теперь времена изменились, ты живешь в стране, где у человека твоего таланта и масштаба по определению полно всего, в том числе и времени. Ты можешь позволить себе распоряжаться им как угодно. Мог бы выспаться, черт побери!..

Оказывается, за то время, что он был на балконе, кровать застелили. Шпионский профессионализм горничной Ливанова потряс и раздосадовал: если б удалось ее подловить, возможно, сейчас уже было бы чем с пользой заполнить время до завтрака. Если, конечно, она умеет не только ловко обращаться с постелью, но и хотя бы чуть-чуть разговаривать: просто так, совсем без интеллектуального общения, Ливанов никогда не мог. В отеле подобного класса логично надеяться; правда,

у банановых ничего не бывает логично.

Он вышел в другую комнату, немного поменьше метражом, полную стеклянно-металлической офисной мебели причудливого дизайна. На письменном столе у окна Ливанов с трудом углядел ноутбук, сквозь прозрачный корпус которого просвечивали цветные внутренности: у нас такое было на писке моды лет пять-шесть назад, а банановые, как обычно, догоняют и донашивают с опозданием. Рухнул на треугольный табурет, откинул крышку ноутбука и нырнул в спасительный омут сети.

Пустота заполнилась, время выстроилось по струнке, упорядоченное таймером, поплывшие было необходимые элементы писательского бытия точно и четко легли на место, как пальцы на клавиатуру и ладонь на округлость мышки. Ливанов давно отследил этот жизненный фокус, столь же простой и нелепый, сколь безотказный и действенный. Вся штука в том, что человек, бездумно шарящийся в интернете, внешне — а по естественной цепочке и внутренне — весьма напоминает человека за работой. Правильная форма, картинка дает иллюзию правильного содержания. Ну что ж, хотя бы так.

За время ливановского отсутствия в он-лайне его имя основательно потрепали на форумах и блогах в разных контекстах, причем в основном хвалили и цитировали — приятно, однако не добавляет драйву. Наконец, он набрел на долгожданное, хоть и не блещущее ни оригинальностью, ни остроумием (исписался, продался, самодовольная скотина: девяносто процентов всех сетевых наездов к этому и сводились, лишь изредка ему инкриминировали что-то еще) — и азартно ринулся в виртуальный бой.

В ожидании ответного выпада зашел в почту, с полсотни теоретически потерявших актуальность писем удалил не глядя, а десяток последних прочел и на некоторые — Катеньке, Соне и редактору «Главлюдей» — даже ответил. За это время упало еще одно письмо, от Виталика Мальцева: в сложноподчиненных предложениях с безукоризненной пунктуацией мальчик просил разрешения проанонсировать в ливановском ЖЖ-сообществе новую поэтическую трилогию «Глобальное потепление». Скорость проникновения мифа в реальность Ливанова порядком позабавила. Пожалуй, стоило наподдать ему дополнительного ускорения.

Порхая по параллельным жизненным дорожкам, он одновременно ставил на место зарвавшихся (и по ходу зарывавшихся все сильнее) хамов и отстукивал прямо в окне Виталикова письма ритмичные рифмованные строчки, как всегда изумляясь легкости, с которой материализуется все необязательное, невсамделишное, никому по большому счету не нужное. Перечитал и усмехнулся: надо же, а на вид совсем как настоящее. Где-то потому он, уже не вспомнить сколько лет назад, и бросил, словно курить, писать стихи.

Отправил. Вернулся в скандальный тред: так называемые оппоненты скатились до настолько бездарной ругани, что стало неинтересно.

Впрочем, уже подошло время завтрака. Ливанов закрыл ноутбук, сбросил халат и натянул майку с логотипом и кондишеном. Утро определенно удалось.

* * *

— Хорошо, милая девушка. Договорились. Буду рад личной встрече. Надо записать, — сказал Ливанов, пряча мобилку и вытаскивая искусственный интеллект. — Видишь, Герштейн, до чего они меня любят. Пригласили в какой-то прямой эфир, и я пойду. Обожаю банановые эфиры.

— На когда? — заволновался Юрка Рибер.