Глоток кислорода
Шрифт:
Семен лежал под тощей ногой одного из дронов – длинной и выпуклой, сейчас – сломанной надвое. Тонкие поды дронбуров изготавливались из три-стабилизированного стекла, очень тонкого и крайне прочного, под ним, легким и гасящим яростный ультрафиолет, в узловатых утолщениях прекрасно умещались чувствительные локационные приборы, вылавливающие под спекшейся коркой поверхности Аараны драгоценные руды. Еще две ноги, на которых закреплялось бурящее оборудование – два заляпанных густой массой тяжелых лазера и один плазменный импульсер, сейчас упирались в пол, неловко подломившись. Под сломом стеклянной капсулы, рассыпавшей осколки в воздухе, было плохо – плыли красные шарики, и корчился дежурный оператор.
–
Не давая ему договорить, Вероника торопливо провела пальцем с эргоподом на кончике по панели на запястье – панель услужливо успела отрасти, раздаваясь в стороны эластином, расцветая огоньками основных узлов системы «Скорая помощь». Правый индуктор, буквально выстрелив собой, вбился Семену в рот, на лету выбрасывая два дублирующих отростка, ввинтившиеся в ноздри, слегка вспучился, вливая обогащенную кислородом и закисью азота смесь. Тонкие волоски диагностов ощупали лежащего, вобрались, передавая в узел на затылке диагноз. Впрочем, и так понятно, даже без всей этой возни с техникой – Семен пытался вручную запаять поврежденное колено дрона, не дожидаясь обязательных двенадцати часов, предписанных инструкцией – на ликвидацию перегрева, облучения, наличия сторонних угроз. Полез с плазменной горелкой, перегрел трансмиссию, сустав дернулся, и рванул дублирующий микрореактор, ломая трижды стабилизированное стекло, выворачивая ногу дрона, и вонзая осколки в колено не успевшего увернуться оператора.
– На кой же черт, Якшин, можешь мне сказать? – прошипела девушка.
Из запястий проструились тонкие серебряные иглы, одна вонзилась в запястье пациента, одна – ушла под ключицу, находя глубокую прификсированную вену. Брызнули растворы – обезболивающие, кровезамещающие, противошоковые.
Вопрос был риторическим, и Семен лишь что-то промычал – говорить ему мешал гибкий ствол индуктора, дозировано вливающий в трахею смесь увлажненного кислорода и анальгетического спрея.
По поврежденному колену уже скользили гладкие тонкие лапки диагностеров, касаясь тканей, пробуя на вкус, впитывая, анализируя, передавая. Вероника, хмуря брови, смотрела на дисплей. Рубленая рана колена, налицо – разрыв связок, поврежденные мениски, распоротые заворотные пазухи, истекающие сейчас внутрисуставной жидкостью. Третий день, Стайяр. Только третий. Из последующих восьмидесяти семи.
Вероника нажатиями пальца отрегулировала подачу анальгетической смеси, вливая в ее состав наркотический компонент, погружая замершего под сломанным дроном Семена в сон. Преодолев дрожь, дотянулась тем же пальцем до коммуникатора на мочке уха.
– Эмм… Шшизх… слышишь меня?
– Да, – мгновенно отозвалось в слуховых косточках, передавая чистый и ничем не замутненный звук прямо в ухо. – Слышу, Вероника. Что случилось?
Голос обычного, самого обычного мужчины – каких много на Земле. Каковой и был взят за образец, дабы голос переводчика не вызывал раздражения.
– Семен… ранен, – девушка помолчала. – Нужно оттащить дронбур. Сейчас можешь прийти?
– Уже иду, – точно так же, мгновенно, без паузы. Арахноиды мыслят гораздо быстрее людей. И действуют – тоже, поэтому они так и ценны на станциях класса ОДС.
Где-то в глубине станции, из пустующей резервной парковочной дронбуров, из дальней ее части, той, что была увита концентрическими петлями паутины (арахноиды этого вида относились к паукам-кругопрядам), сорвалось серое тело, бросилось по коридору, цепляя когтями обивку, летя страшной многоногой тенью, мелькая в освещении люм-полосок словно призрак…
Вероника вздрогнула, зажмурилась. Через минуту буквально – овал косяка двери отсека консервации обхватили мощные, покрытые щетиной, лапы, скрипнув когтями. Тело арахноида пронеслось сверху, слышен был лишь легкий шлепок, когда его брюхо приземлилось
– СТОЙ! – заорала Вероника. – Блок передней правой! Блок!
– Что? – в ухе, равнодушным голосом универсального переводчика.
– Ты ему сейчас ногу оторвешь, гадина! – с ненавистью выплюнула девушка. – Не дергай, чтоб тебя!
– Понял.
Дрон замер, сломанная конечность прекратила движение вперед, растирающее изувеченный сустав Семена, медленно потянулась вверх, отпуская зажатую ногу оператора. Вероника торопливо направила на обнажившуюся рану сопло гемостатического генератора – липкая лопающаяся пена заполнила развороченный коленный сустав, гася брызги крови из порванных сосудов; из хирургического блока вырос зонд, уткнулся вглубь размозженных тканей, из второго – заструились тонкие петли сосудистых жгутов.
Коагулирующий гель заливал сосуды, фиксационное желе стабилизировано сустав перед операцией, антисептическое излучение стало обстреливать пораженную зону пучками синих вспышек.
Сзади щелкнуло.
– Как он?
Вероника зажмурилась – так сильно, как только могла. До боли в сжатых веках.
– Шшизх, можно попросить?
– Да, – ровно прозвучало из-за спины. А еще там несколько раз щелкнуло снова – когда длинные суставчатые лапы приспосабливались к поверхности.
– Убирайся отсюда. И никогда больше не приближайся ко мне. Прошу.
Паук не ответил.
– Или меня вырвет. А мне еще Семена оперировать. Уйди, пожалуйста!
Пусто – или показалось?
Вероника, поборов себя, повернулась.
Ровные ряды заснувших в объятиях энергопетель дронов. Мерный гул наплывающей энергии. Пустота.
Девушку передернуло.
Она торопливо набрала комбинацию на запястье. Повинуясь коду отпечатков, в медпункте ожил оперблок, из пола вырастал крестообразный стол, над ним расплеталась похожая на огромную розу анестезиологическая установка, по полу змеились дублирующие проводники, если основная оперустановка, нависшая над столом – похожая на согнутый в фаланге большой палец, вдруг откажет. Пока же она была во всеоружии – ярко-розовая, наполненная лекарственными растворами, насыщенная электрическими разрядами для дефибрилляции, искрящаяся фиолетовыми импульсами экстренных консультативных запросов в банки памяти (опытная база по конкретной патологии считывалась с тонких слюдяных пластин тииргатского хрусталя и эмпатировалась на кору мозга запросившего), с пятью выпухающими горбами хирургических блоков (с тем же кипящим белым металлом внутри) замерла над столом.
Тело Семена, обездвиженное, закутанное в транспорт-гель, твердый снаружи и мягкий внутри, выплыло из-под оттянутой ноги замершего дрона. Рука Вероники обозначила шесть точек – и, повинуясь толчкам эргопода, в воздухе сконденсировались шесть ярко-желтых сфер, облепивших лежащего присосками, выстреливших едва слышными хлопками газа, начиная транспортировку.
Девушка провела рукой по лбу – точнее, по тонкой прозрачной капсуле, закрывающей лицо наглухо, блокирующей любую возможность инфицирования, чертыхнулась. Терпим, терпим, сейчас доберемся до оперблока, там уже все будет – полная нагота, стрим-душ, под напором и со всех сторон, густая пена первичной санобработки антисептиком, тридцатисекундная калейдоскопная пляска разноцветных детоксикационных лучей, холодная, пахнущая всегда почему-то апельсиновой цедрой, волна наплывающей медицинской гель-робы, торопливый выбор программы «Минимально-инвазивная хирургия коленного сустава», загрузка в диагноблок анатомических данных, схем операционных техник, данных по выравниванию, удалению или сшиванию травмированных частей мениска, хрящей и связок…