Глоток мрака

Гамильтон Лорел Кей

– Это правда?

– Да. Об этом сказало видение, говорившее не с одной только Мередит. Мы оба с тобой будущие отцы. – Дойл блеснул белоснежной улыбкой на черном лице.

Лицо Мистраля осветилось. Глаза стали вдруг голубыми, как ясное летнее небо. Он дотронулся до моего лица – осторожно, словно боялся повредить.

– Беременна моим ребенком?

– Да, – сказала я.

В его глазах появились облака – будто тень настоящих облаков. Глаза приняли цвет дождливого неба, и этот дождь пролился на его очень мужские,

бледные щеки. Он плакал – этой реакции я меньше всего ожидала от Повелителя Бурь. И в спальне, и в битве он всегда был яростен и свиреп, а теперь он, единственный из всех, заплакал, узнав, что станет отцом. Каждый раз, когда мне кажется, что я понимаю мужчин, я ошибаюсь.

Голос его звучал слегка надломлено:

– Почему она мне не сказала? Почему пытала, если я совершил то, чего она хотела больше всего на свете, по ее словам? Она мечтала о появлении наследника ее династии, но именно за это она меня пытала. Почему?

Не надо было объяснять, кто эта «она». Я давно заметила, что многие стражи только так и называют королеву Андаис. Она, их королева, полностью распоряжалась их судьбой. Она столетиями была единственной женщиной, к которой они имели шанс прикоснуться.

Мне нечего было сказать, кроме одного:

– Не знаю.

Дойл взял своего товарища за плечо.

– Уже много лет логика не властна над королевой.

Вежливый способ сказать, что Андаис сошла с ума. Это правда, но говорить такое вслух вряд ли мудро.

Я дотронулась до другой руки Мистраля. Он дернулся, словно я его ударила.

– Если она узнает, что страна обручила вас с Шолто, она сочтет это предлогом вернуть себе прочих стражей.

– Она не может отнять у меня отцов моих детей, – сказала я, но в голосе у меня было больше уверенности, чем в сердце.

Мистраль произнес мои опасения вслух.

– Она королева и поступает как хочет.

– Она поклялась отдать вас мне, если я приму вас в свою постель. Она станет клятвопреступницей, а Дикая охота снова существует и клятвопреступникам, даже королевского рода, от нее не уйти.

Мистраль схватил меня за руку, сильно, до боли.

– Не угрожай ей, Мередит. Ради любви самой Богини, не давай ей повода разглядеть в тебе угрозу.

– Ты делаешь мне больно, Мистраль, – тихо сказала я.

Он ослабил хватку, но не убрал руку.

– Не думай, что ты в безопасности, если носишь внуков ее родного брата.

– Я знаю, что безопасности в стране фейри я не найду. Именно поэтому мы как можно скорее должны уехать в Лос-Анджелес. Нам надо выдвинуть обвинения против короля и вытащить его под камеры и микрофоны журналистов. Нам надо уехать из волшебной страны. Та самая магия, что позволяет нам творить великие чудеса, может стать оружием против нас. – Я повернулась к Дойлу, положила ладонь на его руку. – Богиня предупредила меня, что сидхе не вернулись к ее образу мыслей. У нас

здесь слишком много врагов. Нам надо уехать в город и окружить себя металлом и техникой. Это ограничит их возможности.

– И наши тоже, – сказал Мистраль.

– Да, но вне магии волшебной страны мои стражи сумеют защитить меня клинками и огнестрельным оружием. Я им доверяю.

– Волшебная страна нашла нас и в Лос-Анджелесе, Мерри, – напомнил Дойл.

Я кивнула.

– Да, но чем ближе мы к волшебным холмам, тем больше врагов может собраться вокруг. Я не уверена, что Благие мне враги, но они и не друзья. Они хотят завладеть мной и магией, которую я несу.

– Значит, нам надо вернуться в Лос-Анджелес, – подытожил Дойл.

– Шолто не может бросить свой народ в осажденном Благими холме, – сказал Мистраль.

– И мы не можем, – согласилась я.

– Что ты намерена делать, Мередит? – спросил Дойл.

Я покачала головой.

– Не знаю точно. Понятно, что мне надо убедить Благих, что слуа меня не похищали. И убедить их в том, что чашу у меня ни отнять, ни похитить не удастся.

– Они требуют и тебя, и чашу, – сказал Мистраль. – Видимо, они понимают, что она приходит лишь в твои руки.

– Верно, – кивнула я. И задумалась: что же мне делать? О Богиня, как я могу это все уладить? И тут ко мне пришла мысль. Очень человеческая, надо сказать. – У них тут есть комната, оборудованная точно как в холме Неблагих. Рабочий кабинет. С телефоном и компьютером.

– Откуда ты знаешь? – спросил Мистраль.

– Я была здесь с отцом, когда ему понадобилось сделать звонок.

– А почему он из Неблагого холма не позвонил?

Я посмотрела на Дойла.

– Он не доверял Неблагим, – пояснил тот.

– В то время, я хочу сказать. Это было за несколько недель до его гибели.

– А о чем был звонок? – спросил Мистраль.

– Он отослал меня с Шолто полюбоваться холмом.

– Полагаю, он опасался царя слуа, – сказал Дойл.

– Это я опасалась. Но отец велел мне идти и вспомнить, что слуа никогда не причиняли мне вреда. Что только в холмах слуа и гоблинов меня не били и не обижали. Он был прав. Теперь слуа боятся, что погибнут как народ, если я стану супругой Шолто, но ведь я дочь Эссуса, а его они любили.

– Его все любили, – сказал Мистраль.

– Не все, – поправил Дойл.

– А кто не любил?

– Тот, кто убил его. Это наверняка воин-сидхе, никто другой не выстоял бы против принца Эссуса.

Я впервые слышала, как Дойл произносит вслух то, что я знала всегда: что среди окружающих меня лиц придворных одно принадлежит убийце моего отца.

Дойл повернулся ко мне.

– Кому ты хочешь звонить?

– В службу спасения. Скажу правду, что Благие пытаются вернуть меня в руки короля. Что они не верят в его виновность, и что мне нужна помощь.