Глоток перед битвой

Лихэйн Деннис

* * *

В восемь утра зазвонил телефон. Я отозвался лишь на четвертый звонок.

— Что надо? — довольно грубо поинтересовался я.

— Слышал? — осведомился Дэвин.

— Нет, — ответил я, собираясь вернуться в постель.

— В Бостоне началась война. Команда «отцов» против команды «детей».

Спать тут же расхотелось.

— Быть того не может!

— Еще как может. — И Дэвин во всех подробностях рассказал мне, как все было.

— Двенадцать убитых? — изумился я. — Боже! — Для полицейской сводки Нью-Йорка это вполне нормально, но в Бостоне подобная цифра казалась астрономической.

— Двенадцать на данный момент, — уточнил Дэвин. — Еще

пять или шесть находятся в критическом состоянии, и вряд ли им удастся отпраздновать День независимости. Вот ведь какая жизнь у нас — прекрасная и удивительная!

— Дэв, ты позвонил мне в восемь утра лишь для того, чтобы рассказать об этом?

— Нет, совсем не за тем. Я хочу, чтобы через час ты был у меня в кабинете.

— Я? С какой это стати?

— Ты был последним, кто разговаривал с Дженной Анджелайн, а на лбу Куртиса Мура кто-то умудрился вырезать ее инициалы. Кроме того, вчера ты, не поставив меня в известность, встречался с Сосией. К тому же до меня дошли слухи, что у тебя хранится что-то такое, ради чего и Сосия, и Роланд желают убить тебя. И я устал ждать, когда ты сам, добровольно, ничего не скрывая, расскажешь мне, что это такое. Но от тебя, Кензи, этого не дождешься — ты врешь на каждом шагу, ты врун по природе. Только в кабинете следователя врать тебе будет трудновато. Так что двигай копытами и вместе со своей напарницей подваливайте ко мне.

— А не прихватить ли мне с собой еще и Чезвика Хартмана?

— И его тащи. Это доставит мне такое несказанное удовольствие, что я по всей форме обвиню тебя в препятствии следствию и задержу на сутки. К тому времени, когда Чезвик тебя вытащит, все «святые» и «мстители», которых мы взяли прошлой ночью, успеют детально познакомиться с твоей задницей.

— Я буду у тебя через час, — сдался я.

— Через пятьдесят минут, — отрезал он. — Время пошло с того с момента, как ты взял трубку. — И дал отбой.

Я позвонил Энджи, объяснил ей ситуацию и сказал, что буду готов через двадцать минут.

Я не стал звонить Чезвику.

Я позвонил Ричи домой, но он уже ушел на работу. Там мне и удалось его застать.

— Ты много знаешь? — спросил он.

— Не больше вас, ребята.

— Врешь. Дело расследуется, и куда ни кинь — везде ты, Патрик. И что-то хреновое творится в палате штата. Ничего не могу понять.

В этот момент я натягивал рубашку и, услышав про палату, почувствовал, что моя правая рука онемела.

— Что именно? — выдавил я из себя.

— Законопроект об уличном терроризме.

— Ну и?..

— Сегодня его должны были поставить на голосование. На утреннем заседании. С тем чтобы все, кто собирается уезжать на Четвертое июля, смогли выехать пораньше и не стоять в пробках.

— Так в чем же дело?

— А в том, что никого нет. Зал заседаний пуст, в коридорах ни души. Ночью в бандитских разборках гибнут двенадцать человек. На утро назначено голосование — должен быть принят закон, призванный навести порядок. И вдруг оказывается, что никого это больше не интересует.

— Извини, мне надо идти, — сказал я.

— Что тебе известно? — завопил он так, что если бы я отправил телефон авиабандеролью в Род-Айленд, то все равно слышал бы его голос. — Что тебе известно?

— Ничего. Ну, я побежал.

— Смотри, Патрик. Как ты с нами, так и мы с тобой. Никаких поблажек тебе больше не будет.

— Люблю, когда ты меня ругаешь. — И я повесил трубку.

* * *

Я ждал Энджи у церкви. Вскоре она подкатила на этой коричневой штуковине, которую называет автомобилем. По выходным и праздникам он был в ее полном распоряжении, Филу он был ни к чему: запасшись накануне «Будвайзером», он раскидывался в кресле и смотрел телевизор,

какую бы муру там ни показывали. Ну кому нужна машина, когда Гиллигану никак не удается покинуть остров? Энджи водила сама, меня к рулю не подпускала, утверждая, что водитель из меня хреновый, что доверять мне «Вобист» нельзя — мне ровным счетом все равно, что случится с машиной. Это не совсем так: мне не все равно, что случится с машиной, — мне хочется, чтобы с ней что-нибудь случилось, и у нас тогда появился бы шанс получить денежки от страхового агентства.

На дорогу от дома Энджи до Беркли-стрит ушло меньше десяти минут. Город был пуст. Те, кто решил провести праздники на Кейпе, выехали уже в четверг или в пятницу. Те же, кто собирался на эспланаду посмотреть назначенный на завтра концерт и полюбоваться фейерверком, еще сидели дома. Все взяли дополнительный выходной. По дороге к Управлению полиции нам посчастливилось увидеть редчайшее для Бостона зрелище — пустые автостоянки. Я все подкалывал Энджи, умоляя заехать и выехать хотя бы на одну из них — уж очень интересно узнать, какие чувства испытывает автолюбитель, совершая этот маневр.

Но на Беркли-стрит все обстояло иначе. Квартал, в котором находилось Управление полиции, был огорожен. Здоровяк регулировщик махнул нам жезлом, направляя в объезд. За ограждением виднелись фургоны с тарелками спутниковых антенн на крышах, толстенные, похожие на обожравшихся питонов, кабели, протянутые через улицу, белые фургоны телевидения, стоящие прямо на тротуаре, и черные «Краун-Виктории» полицейского начальства.

Мы обогнули квартал, выехали на Сент-Джеймс, без особого труда нашли место, где поставить машину, и пешком пошли к заднему входу в здание Управления. У дверей, заложив руки за спину, расставив ноги, как по команде «вольно!», стоял молодой чернокожий полицейский. Он окинул нас взглядом и сказал:

— Пресса проходит через главный вход.

— Мы не пресса. — И предъявили значки. — У нас встреча с детективом Эмронклином.

Полицейский понимающе кивнул:

— Поднимайтесь на пятый этаж и направо. Там его и найдете.

И действительно, Дэвина долго искать не пришлось. Он сидел на столе в конце длинного коридора. Рядом с ним расположился его помощник, Оскар Ли. Оскар — черный верзила, такой же противный, как и Дэвин. Говорит он меньше, а пьет столько же. Они работали вместе уже много лет и так притерлись друг к другу, что даже с женами своими развелись в один день. Оба не раз прикрывали друг друга, и проникнуть в глубину их отношений было не проще, чем проковырять пластмассовой ложкой дырку в бетонной стене. Они заметили нас одновременно и, пока мы шагали по коридору, уже не сводили с нас пристальных усталых глаз. Выглядели оба отвратительно — изможденные, злые, готовые, казалось, измордовать любого, кто станет запираться и выкручиваться. Рубашки у обоих были в пятнах крови. Друзья пили кофе.

Мы прошли в кабинет.

— Привет! — сказал я.

Они кивнули. Будь они больше похожи друг на друга внешне, их можно было бы принять за сиамских близнецов.

— Присаживайтесь, ребята, — пригласил Оскар.

Посередине кабинета стоял обшарпанный ломберный столик. На нем стояли телефон и магнитофон. Разместились: мы с Энджи — спиной к стене, Дэвин сел справа от меня, поближе к телефону, а Оскар — слева от Энджи, рядом с магнитофоном. Дэвин закурил, тогда как Оскар включил магнитофон. Из динамика раздался голос: «Протокол допроса. Копия. Запись сделана августа шестого числа одна тысяча девятьсот девяносто третьего года. Регистрационный номер пять-семь-пять-шесть-семь-девять-восемь. Следственный отдел. Дело передано из полицейского участка номер девять Управления полиции города Бостона. Беркли-стрит, дом номер сто пятьдесят четыре».