Глоток перед битвой
Шрифт:
— О правах человека и гражданина не приходилось слышать? — спросил я.
Дэвин положил перед собой «уоки-токи», присоединил к ней огромную связку ключей, затем сел на стул и посмотрел на нас. Глаза у него были красные, воспаленные, веки подергивались. Оскар выглядел не лучше. Они были на ногах, должно быть, уже двое суток кряду. Настанет день, когда они уйдут на пенсию, будут сидеть в уютных креслах перед телевизором и смотреть футбол, и вот тут-то инфаркт сделает то, что не удалось сделать пулям. Зная их, могу смело предположить, что умрут они в один
Я вытянул руки:
— Не пора ли снять с нас эти дурацкие наручники?
Дэвин посмотрел на мои запястья, потом взглянул мне в лицо и покачал головой.
— Ты задница, Дэвин, — сказала Энджи.
— Согласен, — ответил Дэвин.
Я сел.
— Так вот, о деле, которое вам, возможно, небезынтересно, о войне двух банд, — заговорил Оскар. — Сегодня ночью они подняли ставки. Кто-то засадил из гранатомета в окно дома, где «святые» торговали крэком. Погибли почти все, кто находился внутри, в том числе двое младенцев, старшему было месяцев девять, не больше. Среди трупов — двое белых, тела еще не опознаны, но мы полагаем, что это студенты колледжа, зашедшие прикупить наркоты. Может, оно и к лучшему — глядишь, власти зашевелятся.
— А куда ты девал фотографию? — спросил я.
— Подшил к делу, — ответил Дэвин. — Сосия уже объявлен в розыск, за ним числится семь трупов за последние две ночи. Если его удастся привлечь, одной уликой против него будет больше. Кстати, насчет этого белого, что лежит на мальчике. Помнится, кто-то говорил, что знает, кто он такой. Может, нам удастся тут что-нибудь сделать?
— Даже очень может быть, если вы отпустите меня. Моими методами можно достичь многого.
— Например, перестрелки на вокзалах, — съязвил Дэвин.
— Если мы тебя отпустим, Кензи, ты и пяти минут не проживешь, — сказал Оскар.
— Это почему? — спросила Энджи.
— А потому, что Сосии стало известно, что у тебя есть материал на него. Железные улики. Потому, Патрик, что тот, кто так надежно прикрывал вас, вышел из игры, и все об этом знают. Потому, что, пока Сосия на свободе, жизнь твоя и гроша ломаного не стоит.
— И все же, в чем меня обвиняют? — настаивал я.
— Обвиняют?
— В чем нас обвиняют, Дэвин?
— Обвиняют? — встрял и Оскар. Пара попугаев.
— Дэвин!
— К сожалению, мистер Кензи, обвинить вас мне не в чем. Просто у меня и моего помощника сложилось впечатление, что вы могли быть замешаны в одной скверной истории, имевшей место вчера днем на Южном вокзале. Но поскольку ни один свидетель не смог опознать вас — что я могу сказать? Промашечка вышла. А жаль, очень жаль, вы уж нам поверьте, мистер Кензи.
— Снимите наручники, — потребовала Энджи.
— Давно бы снял, да вот ключ куда-то затерялся, — сказал Дэвин.
— Сними эти долбаные наручники, Дэвин, — настаивала Энджи.
— Оскар, может, ключ у тебя?
Оскар честно вывернул все карманы.
— И у Оскара нет. Придется всех обзванивать, может, у кого и есть дубликаты.
Оскар встал:
— Пойти, что ли, поискать.
Он ушел, а мы остались сидеть. Дэвин
— Мы можем приставить к вам охрану для обеспечения личной безопасности. Подумайте об этом.
Я покачал головой.
— Патрик, — сказал он тоном, которым матери говорят с неразумными детьми, — сейчас это не город, а поле боя. До утра мы тебя не выпустим. И тебя не выпустим, Энджи, если ты с ним заодно.
Она откинулась на стуле и повернулась ко мне. Красивое у нее было лицо, хотя и помятое. Она сказала:
— Мой револьвер всегда при мне, и никто не заставит меня отступить. Никто. — Вылитый Джеймс Коберн из «Великолепной семерки». Ее пухлые губы вдруг раздвинулись в широкой улыбке, и сердце у меня неожиданно застучало. В тот момент мне показалось, что я знаю, что такое любовь.
Мы посмотрели на Дэвина.
— Я тоже смотрел этот фильм, — вздохнул он. — Коберна в конце убивают.
— Можно переснять картину, — сказал я.
— Нет, эту нельзя.
Вернулся Оскар. Позванивая ключиками, болтавшимися на металлическом кольце, он сказал:
— Смотри-ка, что у меня есть.
— Где ты их нашел? — спросил Дэвин.
Оскар бросил их на стол:
— А там, где оставил. Ха! Бывает же такое!
Дэвин показал пальцем на нас:
— Они считают себя ковбоями.
Оскар выдвинул стул и тяжело рухнул на него:
— Ну что ж, похороним их в сапогах.
Глава 26
Домой нам было нельзя. Дэвин прав. Козырей на руках не оставалось, и в том, что я жив, Сосии не было никакого прока.
Мы просидели в кабинете Дэвина еще часа два. Все это время они с Оскаром оформляли какие-то документы. Окончив писанину, они вывели нас через боковой выход и подвезли до отеля «Ленокс» — до него было несколько кварталов.
Когда мы выходили из машины, Оскар посмотрел на Дэвина:
— Да пожалей ты их, скажи все как есть.
Мы застыли у поребрика в ожидании того, что нам скажут.
— У Роговски перебита ключица, он потерял много крови, но сейчас находится в удовлетворительном состоянии, — сообщил Дэвин.
Энджи чуть не упала, но я успел подхватить ее, крепко прижав к себе.
— Было чертовски приятно доставить вам радостную весть, — сказал на прощание Дэвин, и они уехали.
Наше появление в отеле «Ленокс» — в восемь утра, да к тому же без багажа — особых восторгов у администрации не вызвало. Одежда наша была изрядно помята, и могло сложиться впечатление, что ночь мы провели на скамейке в парке. К тому же мои волосы были густо усыпаны мраморной крошкой, выбитой бандитскими пулями из облицовки Южного вокзала. Я протянул им свою кредитную карточку «Виза Голд», чем только усилил подозрения. Потребовали предъявить документы с фотографией. Пока дежурный администратор переписывала в регистрационную книгу номер моих водительских прав, ее помощница куда-то звонила, выясняя, не фальшивая ли у меня «Виза» и не украл ли я ее. Есть люди, которым ничем не угодишь.