Глоток страха
Шрифт:
Рядом с ней остановилась машина. Вера увидела полковника Бабия и нахмурилась. Он вышел и, увязая в снежном сугробе, подошел к ней.
— Как вы меня нашли? Следили?
Орест Иванович криво улыбнулся.
— У нас в разных точках города есть наблюдательные пункты. Здесь, где много книг, — особенно. Я спросил, где вы, и мне доложили.
— Зачем?
Она по лицу полковника видела зачем. Подумал, прикинул и все-таки не захотел ссориться с киевским генералитетом. Конечно, они ему не указ, но мало ли, куда повернется
Бабий, видимо, решил на этот раз быть деловым и немногословным.
— Едемте со мной. Будете с Кармен Ветровой разговаривать.
Ну что ж… Лучше поздно, чем никогда.
— Так что? — Полковник опасался, что она заупрямится, и чувствовал себя неловко.
— Только у меня через час встреча. Побыстрее, пожалуйста, — сухо согласилась Лученко и села в машину.
В своем кабинете полковник попросил ее пять минут подождать и вышел. Вскоре вошла Кармен, бледная, без косметики. Вдова режиссера нисколько не удивилась тому, что в кабинете начальника отдела оказалась малознакомая женщина, случайная зрительница фестиваля. Видимо, она вообще утратила способность удивляться.
Едва войдя и присев на стул, она буднично спросила:
— Когда мне отдадут Эдика?
Ничего себе! Как будто Лученко должностное лицо… Вера огляделась. Дверь Бабий оставил полуоткрытой, но в коридоре никого не было. Она бы почуяла. Он действительно решил дать ей возможность побеседовать наедине, без дураков…
Она вгляделась в лицо Кармен и ответила:
— Как только найдут убийцу.
Услышав эти слова, женщина почему-то успокоилась. Словно ей пообещали, что буквально завтра обнаружат убийцу ее мужа. И, само собой, отдадут тело для захоронения.
Лученко не сомневалась, что хозяева фестиваля организуют похороны как положено. И она немного поговорила с Кармен на эту тему, понимая, что ее следует успокоить. А затем перевела разговор на нужные ей рельсы. Хотя Ветрова и сама, без наводящих вопросов, охотно рассказывала о муже. Она припомнила его особенную манеру рисовать людей. Художник видел и зарисовывал всех людей в виде мультипликационных стилизаций. Как будто хотел сделать их героями своих фильмов. Например, ее, Кармен, он изображал с глазами-линзами, как у бинокля.
— Понимаете почему? — спросила она Веру без улыбки.
— Вы его постоянно высматривали и выглядывали. Верно? — мягко спросила Лученко.
— Плохо я за ним следила. Недоглядела! — всхлипнула женщина.
— Так вот почему вы подписали признание в убийстве мужа… Чтобы себя наказать?
Кармен кивнула и сморщила лицо. Лученко смотрела на вдову, и та казалась ей похожей на засушенный фрукт. Такой сухофрукт, какой на зиму заготавливают для компотов. Сморщенная, маленькая, словно все ее соки и жизненные силы ушли вместе со смертью мужа. Но стоило ей заговорить о Ветрове и его рисунках, как сушеный фрукт будто помещали
— А как он изображал себя самого?
— В виде каштана, у которого под зеленой кактусиной кожей, внутри — коричневый блестящий любопытный глаз, — сказала вдова надтреснутым голосом. — Он таким и был. Мужчина с душой ребенка… Знаете, как трудно быть женой гения?
— Конечно. А кого еще? Помните других людей? Как он их изображал?
— Он каждый день рисовал. Вообще постоянно и много рисовал. Здесь, на фестивале, за день отрисовывал несколько альбомных страниц. Ну вот хоть взять Мамсурова. Его он изображал в виде горного орла, который сидит на вершине утеса и смотрит на такой здоровенный экран, натянутый, как большая простыня, между горами.
—А мою подругу Лиду?
Ветрова с неожиданной злобой глянула на посетительницу. Ясно, она Ветрова ревновала и мертвого.
— Мадам Завьялову он изображал в виде роскошного бюстгальтера. Знаете, такой специальный, секси, с кружевом и силиконовым наполнителем.
Тут Вера задумалась: «А меня?..» Кармен, угадывая вопрос, сказала:
— А вас он рисовал так. — Она взяла ручку и квадратик бумаги со стола, набросала домик. Красивый домик под крышей. Как в мультике.
— Что это значит? — спросила Лученко.
— Это дом, — ответила Кармен.
— Вижу, но…
Вера хотела сказать, что не понимает. Но тут же поняла. И еще вспомнила! Ведь тогда утром, когда она вошла в номер Завьяловой, где лежал убитый Ветров, на полу лежал блокнот. Неподалеку, в углу, что ли… Она краем глаза видела!.. Но не обратила внимания. Где уж тут обращать внимание на блокнот, если на полу лежит мертвый человек, с которым ты недавно дружески трепалась!..
—Я тоже не понимаю. А Эдик не стал мне объяснять, — сказала Кармен.
Ее увели. Зашел Бабий, устроился за своим столом, спросил деловито:
— Есть успехи? Она рассказала что-то, заслуживающее внимания?
— Она не убивала.
— Это вы интуитивно почувствовали? — Бабий посмотрел на нее с иронической улыбкой, но и с легким опасением. Кто ее знает, эту отечественную Вангу. А вдруг и вправду все уже просекла?
— У меня к вам просьба, Орест Иванович, — задумчиво произнесла Лученко.
— Как, опять?! — деланно возмутился полковник.
— Опять и опять. Для вас же стараюсь. Причем даже не прошу молоко за вашу вредность, — серьезно сказала Лученко.
— Что на этот раз? — Бабий тоже стал серьезен.
— Мне нужен блокнот для рисования. Тот, найденный на месте преступления. Убитый в нем всякие почеркушки делал.
— Зачем он вам? Мои эксперты сто раз его смотрели. В хвост и в гриву изучали. Результат — ноль…
Вера молча смотрела ему в глаза. Полковник занервничал, принялся перекладывать предметы на своем столе. Затем позвонил по телефону и велел принести вещ- док номер такой-то.