Глубина [сборник]
Шрифт:
Или так – «крепкого коннекта, быстрого пинга». Даже это пожелание устарело. Не через модем я вхожу в глубину, чтобы замирать истуканом на время разрыва и восстановления связи, притормаживать с ответами, когда связь просто ухудшается. Но нового пожелания еще не придумано… или мы его просто еще не слышали.
Надо попытать Пата или Илью. Молодежи лучше знать.
А еще неделю назад я бы подумал, что надо найти и спросить Ромку…
Хлопнула в прихожей дверь. Я встал, стряхнул с постели крошки прямо на пол. Вечером
А сейчас – собираться.
Душ. Ледяные и горячие струи. Мускусный запах геля.
Кто там собирался не идти сегодня в глубину?
Да был тут один такой…
Я провел по запотевшему зеркалу мокрой рукой. Посмотрел на себя. Краснота из глаз почти ушла. И чуть-чуть разгладились губы, привыкшие сжиматься в тонкую нить.
Компромисс?
Посмотрим. Как получится. Худой мир лучше доброй ссоры.
Но ведь если бы Темный Дайвер не подставил вместо себя Падлу и Ромку – пацан был бы жив…
– Я попробую, Вика… – сказал я, заставляя губы разжаться. – Я, честное слово, попробую.
В метро было людно. Я отвык ездить в часы пик, что ни говори. Стоял у самой двери, между бомжеватым стариком, заранее усталой женщиной и мрачным тинэйджером, закупорившим уши плейером. Вряд ли я выглядел лучше их… ну, исключая, конечно, старика в грязном пальто. В меру затрапезный вид, помятое, бледное лицо, напряженный взгляд.
А ведь это страт, социальный срез общества. Стоит, конечно, добавить еще нувориша вроде Чингиза… но они в метро не ездят. Но и без таких неплохо. Старик, которому уже все равно… Женщина, привычно тянущая какую-то унылую лямку… Мальчишка, не желающий видеть и слышать ничего вокруг…
Ну и я, конечно же.
Не столько вынырнувший дайвер, сколько свежевсплывший утопленник. От старика – равнодушие к своему бренному телу и внешнему виду. От женщины – усталость, только не из-за пребывания за прилавком или в конторе, а по собственной глупости. От подростка – пробки в ушах… когда дело касается реального мира.
Чего не хватает нам всем, чего? Здесь, в настоящем мире? Я не верю в то, что плохих людей больше, чем хороших. Я не верю в то, что мы слабее. Я не верю, что каждый желает каждому зла. Да, можно привести сколько угодно примеров против. Убийцы, психопаты, дегенераты, просто хамы, эгоисты и подлецы. Полно их в мире. Но все равно они в меньшинстве – иначе мир давно превратился бы в окровавленную мясорубку…
«Разве он еще не превратился?» – спросил я сам себя.
Нет. Наверное, нет. Иначе крепкий паренек пинал бы валяющегося на полу старика, изгоняя из мира старость и грязь. Женщина подхватывала бы монетки, высыпавшиеся из карманов жертвы. Все остальные пассажиры заключали ставки – на какой минуте старик испустит дух.
А я сидел бы дома, в шлеме и комбинезоне, слабо подергиваясь в кресле, в то время как в райских дебрях Диптауна гурии ублажали бы мое виртуальное тело…
Ведь все-таки я еду сейчас
Даже не потому, что эти мысли – лживый бред. Паренек брезгливо морщится, когда его взгляд падает на старика. А для женщины, явно немалая сумма те два доллара в день, что я не задумываясь отдаю фирме «Ньюком-порт» за право ходить в глубину.
Вот только есть во всех нас что-то еще, помимо звериного оскала, помимо бодрых животных инстинктов и веселого гогота. В ком-то больше, в ком-то меньше. Но все равно есть во всех. Барьером между зверем и человеком. Крепкой решеткой, которую можно пилить или вкопать поглубже – как хочешь. Мостом над пропастью.
Я не знаю, когда не станут нужны эти решетки. Может быть, и впрямь, лишь когда козленок возляжет рядом с барсом.
Только если бы я верил, что они навсегда, – еще вчера бы взял подаренный Дибенко пистолет и пошел наводить в Диптауне свои порядки.
Дверь мне открыл Чингиз. Чисто выбритый, подтянутый, в джинсах и клетчатой байковой рубашке.
– Проходи, – без всякого удивления сказал он.
– Не разбудил?
– Нет. Я всегда встаю рано. Это Пат и Падла спят до полудня.
Из-за спины Чингиза вышел ретривер. Я протянул руку любопытному Байту, пес ткнулся носом в ладонь и по-свойски потерся о мою ногу.
– Пошли на кухню? – предложил Чингиз.
– Пиво? – подозрительно спросил я.
– Нет, думаю, кофе. Кофе с коньяком. Или с рижским бальзамом. Ты любишь рижский бальзам?
– Конечно. Как положено любому бывшему советскому человеку.
Видимо, судьба у меня сегодня такая – пить кофе…
На кухне с наших прошлых посиделок ничего не изменилось. Совсем. Даже пустые бутылки из-под «Жигулевского» присутствовали, только я очень сомневался, что они те самые. Падла, похоже, пиво пьет как воду.
– Сейчас…
Растворимый кофе Чингиз явно презирал. Кофеварки – тоже. Я сидел и смотрел, как он засыпает в маленькую ручную кофемолку горсть зерен – «Коломбо», от «Московской кофейни на паях», неторопливо, аккуратно мелет…
– Ничего, что кофе наш? – спросил Чингиз. – Некоторые кривят нос, но… действительно хороший кофе, правильно обжаренный. Я не покупаю импортных товаров, если есть достойные отечественные заменители. – Он подумал секунду и добавил: – Только вот редко они находятся…
– Ничего. Я сам такой пью.
Хорошо быть богатым. Можно и повыпендриваться.
– Чингиз, на чем ты деньги делаешь?
– Компакты, – спокойно ответил Чингиз. – Пиратские компакты. Сидишники, ДВД. «Виндоус-Хоум» за пару долларов, свежие игры, сборники программ… Когда ты идешь на митинский радиорынок или просто подходишь к лотку – ты отстегиваешь мне немножко денег. На кофе.
Он высыпал молотые зерна в турку.
– Вот я сейчас тебе и компенсирую этот позорный факт…
– Ясно.