Глубинное течение
Шрифт:
Она ждала одного человека — и только его одного.
И наконец она его увидела. Достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы прочесть на нем подтверждение того, что уже знало ее сердце. Ник ковылял к машине, нащупывая в кармане ключ.
Фенела медленно привстала с подножки, едва сознавая, что делает — так она измучилась и устала; ей казалось, что она прождала Ника целую вечность, вечность, за время которой слишком много перемен произошло у нее в душе: весь внутренний мир девушки совершенно преобразился.
Она
Ник отворил дверцу автомобиля и наклонился вперед, чтобы отпереть дверь с противоположной стороны для Фенелы. Девушка села, и они в полнейшем молчании тронулись.
Безмолвно они проделали весь путь до поворота на тенистую аллею, ведущую к Уетерби-Корт. Усадьба раскинулась перед их взором, такая уютная в лучах заходящего солнца, а перед домом серебрился ровным зеркалом пруд.
Николас заехал на траву и заглушил мотор.
— Хочешь узнать, что случилось? — спросил он глухо, и такая боль звучала в его голосе, что Фенелу словно поразили в самое сердце.
На какое-то мгновение ей стало страшно — страшно заговорить, страшно ответить ему что-нибудь, и вдруг она ясно поняла, как надо действовать, как можно помочь ему, облегчить эту новую рану.
— Нет, не говори ничего, не надо, — сказала она. — Я знаю, знаю, что случилось. Ах, Николас, как же мне жаль!
Говоря так, она протянула руки и притянула к себе на грудь его голову.
Она не сознавала, что говорит, лишь бы привлечь его к себе, отдать ему часть себя, часть своей души…
Секунду Николас сопротивлялся, но потом вдруг панцирь его гордости словно распался, он повернулся к жене, голова его склонялась все ниже и ниже, пока Ник не уткнулся лицом в шею Фенелы и не прошептал тихо и невнятно, срывающимся голосом:
— Провал, Фенела, полный провал!
— Я знаю, знаю, — донеслись до Фенелы, как чужие, ее же собственные слова, — но это не так уж важно. Ты снова начнешь работать, исправишь ошибки, ведь не все так плохо — просто какой-то один маленький просчет, нельзя же все предусмотреть.
Она почувствовала, как его руки постепенно все крепче и крепче сжимают ее.
— Да, Дик сказал то же самое, — пробормотал он, — но, Фенела, я же так верил в «Кобру»! Она значила для меня слишком многое… Это был мой самолет — мой и твой.
Она почувствовала, как он перевел дух, выговорив эти слова.
— Наверное, я слишком мало принимала в нем участие, — прошептала Фенела.
Слова замерли у нее на губах, потому что она почувствовала, как что-то горячее и мокрое струится у нее по шее, и поняла, Ник плачет.
Ник плачет! Материнский инстинкт, всю жизнь заставлявший ее заботиться об окружающих, вспыхнул в ней с новой силой, отныне
Фенела крепче обняла его и прижалась щекой к его щеке.
— Ну, не надо, милый, не плачь, — уговаривала она его голосом, каким обычно обращалась к малышам. — Мы начнем снова, милый, вместе, ты и я. Просто ты и я. Ник, ты позволишь мне?
Он отодвинулся, выпрямился и посмотрел на нее, не стыдясь текущих по щекам слез.
Фенела взглянула на лицо мужа, и ее пронзила радостная дрожь — такое было выражение у него в глазах, такая неожиданная радость и возродившаяся надежда сияли в них!
«Так вот что такое настоящая любовь!» — невольно пронеслось в голове у Фенелы, и сердце ее запело от счастья.
Значит, она может вызвать в глазах Ника этот взгляд, это удивительное выражение! Это она в силах избавить его от уныния и отчаяния, превратить его горе в радость! Фенела увидела, как дрогнули губы мужа.
— Повтори, — прошептал он. — Повтори, что ты сказала.
Шепот его был чуть слышен, но ответ Фенелы прозвучал четко и ясно:
— Мы начнем вместе, милый, ты и я.
В просторной спальне Уетерби-Корт было тихо. Так тихо, что Фенела могла слышать, как бьется ее сердце.
Она ждала, затаив дыхание. Ждала, когда откроется дверь.
Ей казалось, что она шла к этому мгновению всю свою жизнь, медленно, но верно.
Николас как-то сравнил ее с рекой, широкой и глубокой. Нет, раньше она не была такой, но теперь… теперь она желала быть мужественной и сильной, чтобы хватило сил помочь Николасу.
Фенеле казалось, что все чувства, которые она ощущала когда-либо к My и малышам, к Саймону и Реймонду, — желание защитить, поддержать, вдохновить, успокоить, — все они сконцентрировались теперь в том чувстве, которое она испытывала к Николасу!
Она хотела дать ему многое, очень многое, намного больше, чем отдавала до сих пор, гораздо больше, чем она прежде вообще способна была давать людям.
И тут девушка со страхом подумала, а вдруг уже слишком поздно? Вдруг она уже ранила его душу слишком сильно, слишком глубоко, и он больше не верит ей? Но нет, это пустые страхи! Стоит только вспомнить сияние счастливой надежды в его глазах, блистающее сквозь слезы, и тихий восторг, звучавший в его голосе.
Ник любит ее по-прежнему, он не может не любить ее!
А страх все не уходит. Понимает ли Ник, что она ждет его?
Раздался звук открывающейся двери, и она увидела Николаса, идущего к ней.
Трудно было разобрать выражение его лица, потому что она оставила гореть лишь одну свечу.
Николас добрался наконец до ее кровати и присел на краешек.
— Фенела, — тихо позвал он.
Девушка знала, чего он опасается, что она по-прежнему чуждается его, что его ждет новая сердечная рана.