Глубинные течения

Стерлинг Брюс

– Ты надела когти, – заметил я.

– Да! – взвилась она. – Прежде у каждого из нас были такие. – Молчание. – Знаешь... Я говорила тебе, что была там, где наши расы впервые встретились?

– Какая-то экспедиция? – я не был уверен.

– Да, именно так они себя и называли.

– Вряд ли обошлось без Академии, – подумал я вслух.

– Что?

– Так. А что там случилось?

– Они говорили с нами, – она медленно водила кончиком пальца по кромке крыла мертвой чайки. – Как прекрасны были их голоса. Сколь мудры были они. Я пряталась в стороне, в тени, но мое сердце рвалось к ним. Их походка, их постоянный контакт с землей поражали воображение. Они были так тверды

и устойчивы. Но старейшины выслушали их и разгневались. Они налетели на пришельцев и растерзали их, разорвали на куски. Я, всего лишь дитя тогда, ничего не могла поделать. Я могла только любить их и плакать по ночам в одиночестве. О, даже кровь их была красива, густая и алая, как лепестки цветов. Не то, что у этой...

В люк стукнули три раза. Калотрик.

– Открыто! – крикнул я, и Калотрик ввалился, на ходу стягивая маску. Заметив Далузу, он остановился как вкопанный.

– Вам надо поговорить, – решила она. Взяв с буфета ухват, она вытащила из духовки закрытое блюдо. – Я поем с матросами.

– Что ты, останься, – попытался возразить я. Задержавшись на мгновение, она одарила меня таким чувственным взглядом, что мне стало не по себе.

– Мы еще поговорим, – шепнула она, подхватив свою маску в китайском стиле: совершенно белая с единственной кроваво-красной слезой в уголке правого глаза. Калотрик, мявшийся у входа, прижался к стенке, пропуская ее. Хлопнула дверца люка.

– Вот страшилище, – затряс головой Калотрик. Несколько светлых прядей упало ему на глаза, он смахнул их рукой. Под ногтями у него скопилась грязь. – Слушай... у тебя с этой... – он тщетно пытался подобрать слово, – с ней ничего ведь нет?

– И да, и нет, – ответил я. – Могло бы быть, если б было возможно. Но этого – точно нет.

– Да что с ней вообще может быть? – негодующе воскликнул он. Похоже, сегодня он был не в себе. Я пригляделся – и точно, глаза подернулись желтым. Он явно страдал от недостатка Пламени. – А как же Миллисент?

– О чем речь! – соврал я, не моргнув глазом. После того, как она меня подставила, я к ней и близко не подойду. – Но, впрочем, любовь – не больше, чем временное помешательство...

– Ага, вызванное сексуальной недостаточностью, – перебил Калотрик. – Но от этой твари мне дурно делается. На вид-то она ничего, но ведь это вcе хиpуpгия, ты же знаешь. Еcли б не чей-то cкальпель, у нее бы до сих пор были огpомные уши, когти и клыки. У нее тут cвой отдельный тент – так говоpят, она cпит там вниз головой, уцепившиcь ногами за pаcпоpку.

– Бог с ней, – подобный разговор начал меня раздражать, и я решил сменить тему, – а что ты скажешь об акулах?

– Акулы? Знаешь, этот Мерфиг недавно мне плел что-то о них. Он уйму времени убивает, просто глядя на них – ничего не делает, только смотрит. Говорит, будто они чуют смерть но расстоянии, даже до того, как она случится. Парень такой же двинутый, как Десперандум. Да, раз уж речь о Мерфиге... как там наши дела движутся?

Я открыл шкаф и вытащил флягу, на дне которой плескался синкопин.

– То, что надо! – нюхнув, одобрил Калотрик. Он извлек свой пакет и под завязку наполнил его. – Ух ты, черный какой... Завтра первым блюдом он его и получит.

– Только не перелей, – заволновался я, – может оказаться слишким крепким.

– Да-да, конечно, – отмахнулся Калотрик, – я осторожненько... А ты заметил сегодня, что за чудо этот планктон? – Он натянул маску, спрятал Пламя за пазуху и вышел.

Я же уселся за стол и принялся очищать дистиллятор – рано или поздно придется выгнать с его помощью немного спирта, хотя бы для того, чтоб отвести глаза Далузе. Заодно я решил разобраться со своими чувствами к этой женщине; похоже,

тут замешано несколько мотивов, и не последним из них был тот особый трепет, в который меня погружало ее присутствие. Тебе это может показаться странным, читатель, но поставь себя на мое место – наверняка тебе приходилось ощущать у себя на шее дыхание знакомой, подружки, любовницы? Вспомни, как возбуждающе это действовало, как все в тебе подымалось навстречу... А теперь представь, что с тобой – Далуза, с таким горячим телом... Так, теперь вспомни, что с тобой делалось, когда у нее начинало быстрее биться сердце. У Далузы пульс в два раза чаще в любое время. Думаю, тебя увлечет идея женщины-загадки? Пожалуйста – инопланетное происхождение Далузы навсегда окутало ее завесой тайны. И, наконец, она была само совершенство. Что с того, что красота эта – дар хирурга? Никто не будет возражать, что главное для нас – то, что внутри человека, а отнюдь не то, что видят все. Любой согласится с этим вне зависимости от того, верит ли он в это на самом деле.

Вот основные составляющие моего влечения. Но было еще кое-что, в чем, вполне вероятно, Далуза сознательно провоцировала меня. В каждом из нас упрятаны садомазохистские наклонности. Мои, похоже, очень сильны, хоть мне и удается сдерживать их. Давным-давно я осознал, что пристрастием к наркотикам убиваю себя. Это просто стало еще одним кусочком меня. Но ведь жестокость к себе – первый и главный шаг в сторону жестокости к другим. Я думал об этом, пока мне не надоело. И тогда я решил взглянуть на планктон, о котором мне напомнил Калотрик.

Когда я выбрался наружу, последние лучи убегали с самой верхушки восточной стены кратера. Пришла ночь.

Выглянули звезды, море отозвалось слабым зеленоватым сиянием. Приблизившись к поручням, я увидел, что все пространство вокруг «Выпада» заполнено светящимся крилем.

Нет слов, чтобы описать это. Я стоял и улыбался под маской; я был счастлив, что судьба привела меня сюда. Я радовался жизни – жизнь нужна мне, чтобы видеть все это.

Когда я свесился за перила, передо мной промелькнула смутная крылатая тень, оставив в плотном ковре сверкающих кристаллов темный след. Сияющий сгусток плавно поднялся над поверхностью и поплыл к кораблю. Зеленые угли обрушились на мои плечи потоками необжигающей лавы, разбежались по палубе. Налетел ветер, и рядом опустилась Далуза. К ноге ее была подвязана черная паутинно-тонкая сеть.

Драгоценности были собраны отрезанной лапой чайки.

6. Буря

За завтраком Калотрик сел рядом с Мерфигом, подмигнул мне, и, спрятав пипетку в кулаке, впрыснул в его кашу огромную дозу нашего зелья. Мы оба с беспокойством следили за тем, как юный сушнец преспокойно опорожнил свою миску, поднялся из-за стола и твердым шагом покинул обеденный тент. Зная, что синкопин всегда производит мгновенный и сильный эффект, я тем не менее еще с час наблюдал за юнгой. Ничего. Наркотик явно оказался слишком слабым. Я дождался, когда забьют очередного кита и умыкнул два ведра требухи. Калотрик застал меня за работой.

– Не пойму, в чем дело, – оправдывался я. – Может, Пламя получается только из определенного органа. Селезенка там, или поджелудочная железа...

– Как же, селезенка, – брюзжал Калотрик. Последнее время он явно был не в себе; глаза его пожелтели и покрылись сетью лопнувших сосудов. – Хрен тебе. Ни ты, ни я ни шиша не смыслим в анатомии, особенно китовой. Может, у них и вовсе нет селезенки.

– Будем делать все, что возможно, – успокаивал я, – рано или поздно сделаем так, как надо. Не хочешь сам попробовать? Вдруг Мерфиг просто физически чем-то отличается?