Глубокая борозда
Шрифт:
«Знал бы он мою спокойную жизнь», — с горечью думает Павлов.
После совещания Смирнов упрекнул Павлова:
— Напутали с Сибиряковой… К чему это: на троих, на двоих? Она запевала, она и…
— Она честная работница, Иван Петрович, и в этом конкретном случае совершенно права. Она хорошо поняла свою задачу.
— А вот ты так ничего и не понял, Павлов, — совсем другим тоном заключил Смирнов и отвернулся.
Странно, но Павлов почему-то даже рад этому новому охлаждению в отношениях
3
В степи буранило. С высокого шоссе белая заснеженная степь кажется покрытой дымкой. Бесконечные снежные ручейки торопливо ползут поперек асфальта…
Точно так было и в ту зиму, когда Павлов, став секретарем райкома, поехал в колхоз «Сибиряк», чтобы у опытнейшего председателя Соколова «ума набираться». Тогда Павлов раздумывал о линии поведения. И нашел эту линию. Дронкинский район заметно опередил соседей и по урожаям, и по другим показателям.
И сейчас ему надо продумывать линию поведения. Ехал он в Пановский район к Гребенкину, оттуда собирался в бывший свой Дронкинский. Павлов знал Гребенкина еще тогда, когда тот был заместителем заведующего сельхозотделом обкома, и с особым интересом ждал встречи с ним.
Здание райкома в Паново точно такое, как и в Дронкино: двухэтажный каменный дом. В приемной секретарей только дежурный. Он доложил:
— Все в районе!
Гребенкин был в колхозе «Путь к коммунизму». Павлов услышал по телефону полушутливый голос:
— Надо предупреждать, Андрей Михайлович, а то традиции нарушаете: большое начальство всегда предупреждает…
Буран разыгрался вовсю. И вездеход местами пришлось выручать лопатой. В колхоз Павлов приехал в сумерках. Гребенкин ждал его в колхозной конторе.
— Помучались? Это не город, — подмигнул он, подавая руку. С его лица не сходила веселая улыбка. — Мы думали, успеете… Обсуждали животноводческие дела. А завтра агрономы именинники, обсудим рабочие планы на весенний сев.
— Что ж в райкоме-то ни души не оставил?
— А разве что случилось?.. — усмехнулся Гребенкин. — Вы не раздевайтесь здесь, Андрей Михайлович, — остановил он Павлова. — Пора на покой, люди все в кино, отрывать не стоит.
— А ты где остановился?
— Так я тут свой человек!
Уже на улице, пересиливая вой разгулявшейся пурги, Гребенкин рассказал Павлову, что усадьба колхоза построена почти заново. Старых домов осталось десятка полтора. И все они в стороне от новой деревни.
Павлов вспомнил, как Соколов рассказывал ему о трехлетке Гребенкина по жилому строительству в колхозе. «Значит, выполнил трехлетку…» И это словно бы сблизило его с Гребенкиным. Непринужденность разговора тоже подкупала.
— Ночевать будем у парторга, — сообщил Гребенкин. —
Молодая симпатичная хозяйка встретила укором:
— Сколько раз уже самовар подогревала.
— Ничего, Тоня, наваристей получится!
За чаем Павлов завел разговор о мясопоставках.
— По расчетам получается, что мяса мы можем набрать, — начал Гребенкин. — Конечно, падежа полностью не избежишь, но выкроить кое-что можно.
Павлов поинтересовался: почему так легко приняли дополнительное задание по мясу?
Гребенкин здоровой рукой положил на стол перебитую левую, облокотился на нее, но тут же распрямился.
— Что ж, теперь нужно говорить как на духу, — прищурил он левый глаз. — Кто же теперь, Андрей Михайлович, представляет свои расчеты, не имея, так сказать, резерва?
— Значит, заранее планируем легкую жизнь?
— А вы когда-нибудь наблюдали легкую жизнь руководителя в сельском хозяйстве Сибири? Сомневаюсь, Андрей Михайлович… Не было еще у нас легкой жизни, все с напряжением.
— Тогда что же: вроде обмана или…
— Обман? — Гребенкин провел ладонью по лысеющей голове. — Вообще-то термин довольно точный. Теперь он в моде… Только, Андрей Михайлович, вы же знаете: руководить — это предвидеть! Вот мы и предвидим, — усмехнулся он. — Мы заранее знаем, что ни один год не обойдется без дополнительных планов. Вот и планируем, как говорят, с резервом. У нас его называют заначкой. По кормам — заначка, по хлебу — тоже. Выработалось, так сказать, противоядие.
Когда легли спать, Павлов долго не мог уснуть: мозг сверлило впервые услышанное им словечко — «заначка»… Страшное словечко…
К утру буран стих.
Обрадованное солнце яркими лучами зашарило по белой-белой снежной равнине.
Павлов с Гребенкиным отправились на молочную ферму.
— Дворы тут построены заново, — объяснил Гребенкин. — Но все из самана, на каменном фундаменте, как у Соколова. Дешево, прочно… И тепло в таких дворах.
Они подошли к коровнику, до крыши занесенному свежим снегом. Девушки лопатами очищали территорию, пробивали проход к бурту наземного силоса.
Одна из девушек воскликнула:
— Дадим нагрузку товарищу Павлову! Он поможет силос таскать!
— Ну что вы, девушки! — смутилась другая.
— Девушки правильно говорят! — воскликнул Гребенкин. — Где у вас корзины под силос?
Павлову принесли большую корзину с двумя ручками.
— Давайте соревноваться, товарищ Павлов! — Черноглазая девушка, подхватив свою корзину, пошагала к бурту.
Павлов нерешительно взял корзину. Ему приходилось участвовать в различных работах, но корм таскать еще не доводилось.