Глубокая разведка
Шрифт:
М а й о р о в. А разве Андрей...
М а р и н а. Опять Андрей! Андрей - это совсем другое. Он принимал меня такой, какая я есть. С ним было легко. По крайней мере мне так казалось.
М а й о р о в. Ты счастлива?
М а р и н а. Не знаю. Нет. Разве ты не видишь? (Сквозь слезы.) Мне очень худо, Сашка.
М а й о р о в. Что ты, Маринка? (Подошел, гладит ее волосы.) Ну, поди сюда. Расскажи. Пожалуйся.
М а р и н а. Молчи, молчи, молчи... Мне не на что жаловаться. Я сама во всем виновата. А все оттого, что
Пауза.
М а й о р о в. Нет, это я виноват. Сейчас я с удовольствием бы высек себя, если б это только помогло.
М а р и н а. Почему ты молчал?
М а й о р о в. Я растерялся. Появился Андрей, и ты очень изменилась ко мне. Я не мог понять, откуда этот холод, враждебность. За что? Потом понял: третий - лишний.
М а р и н а. Много ты понял!
М а й о р о в. А тут еще Андрей стал поверять мне свои сердечные тайны и связал меня по рукам и ногам. Когда перед отъездом ты прощалась со мной, я хотел сказать тебе все. Но ты пришла вся в слезах, я видел, что у тебя свое горе, - и я не посмел.
М а р и н а. Боже мой, какой дурень! Молчи, молчи, молчи...
Они сидят молча очень близко друг к другу.
М а й о р о в. Я хотел забыть тебя. Я был на Колыме. Искал нефть в башкирской степи и за Полярным кругом. И, как видишь, не смог.
М а р и н а. Я тебе верю. Но, знаешь, я как-то не представляю тебя несчастным.
М а й о р о в. Я был бы неблагодарной скотиной, если б считал себя несчастным. Я очень тосковал по тебе, понимаешь. Тосковал - и все же бывали дни, когда мне недоставало тебя, чтоб поделиться своим счастьем. Все-таки лучшая в мире профессия - это разведчик.
М а р и н а (улыбается). Лучшая?
М а й о р о в. Лучшая в мире.
М а р и н а. Нефть?
М а й о р о в. При чем тут нефть. Разведчиком можно быть везде. По существу, вся наша жизнь - разведка. Разведка в будущее.
М а р и н а. Не знаю. Я боюсь таких слов. Мне они кажутся немного трескучими. Иногда меня охватывает такая тоска...
М а й о р о в. Это все от безделья, Маринка. Ты не живешь, а прозябаешь. Надо вставать на рассвете и заниматься делом. Тогда появляются друзья и враги, желания и поступки. Жизнь сурова к праздным наблюдателям она казнит их скукой... Они разглядывают ее с унылым высокомерием богатых туристов, им кажется, что их обокрали. Но это вздор. Они просто нищие.
М а р и н а. Ох! (Закрывает лицо руками.)
М а й о р о в. Прости. Я не хотел тебя обидеть.
М а р и н а. Верю. Это-то и обидно. Я вдруг почувствовала, что ты считаешь меня таким ничтожеством... Со мной никогда в жизни никто еще так не говорил. Ты меня просто зачеркнул. Как же можно любить женщину, которая так никчемна, эгоистична, я уж не знаю, что еще... Ведь это так, по-твоему? Да полно, проверь себя, может быть, тебе просто показалось? Ну, немножко нравилась, немножко ревности, упрямство, задетое
М а й о р о в. А что говорить? Оправдываться? Не буду.
М а р и н а. Прекрасно. Значит, ты еще подтверждаешь?
М а й о р о в. Я не хочу ни подтверждать, ни отрицать. Ты сама знаешь, что наговорила чепухи. Набор слов, который означает, что ты обижена и хочешь обидеть.
М а р и н а. Сашка! Мы сейчас поссоримся!
М а й о р о в. Может быть. Если мы поссоримся, - значит, нас действительно ничего не связывает, кроме пустяков.
М а р и н а. Ты говоришь таким тоном, как будто у тебя появились какие-то права на меня.
М а й о р о в. Только одно. Право не лгать. Но я могу замолчать.
М а р и н а (жалобно). Ты знаешь, что я тебе верю, и пользуешься. Нет, пожалуйста, говори мне всегда только правду. Я, кажется, не очень умею ее слушать, но ты должен это понять и не быть таким резким. Надо бережнее.
М а й о р о в. Совсем не надо. Я и так переложил сахару.
М а р и н а. Ух, проклятый упрямец! (Она смотрит на него почти с восхищением.) Почему ты не женился, Саша?
М а й о р о в. Правду?
М а р и н а (сердито). Правду, правду.
М а й о р о в. Ты знаешь.
М а р и н а. И ты никого не любил после меня?
М а й о р о в. Любил? Нет. Никого.
М а р и н а. Мой дорогой! (Она обнимает его и крепко целует.)
Майоров подхватил ее на руки и легко поднял в воздух.
Зазвонил телефон. Марина выскользнула из рук
Майорова, отскочила, поправляя волосы.
М а й о р о в (взял трубку). Да. Это ты, Андрей? Нет, его нет... Марина здесь... Что?.. Очень хорошо. (Кладет трубку.)
М а р и н а. Он сейчас сюда придет?
М а й о р о в. Да.
М а р и н а (подходит к Майорову и кладет ему руки на плечи). Сашка! Скажи мне, только честно. Когда Андрей, в институтские времена, откровенничал с тобой, он не сказал тебе... Словом, он говорил тебе, что мы с ним... что я уже его жена?
М а й о р о в. Нет. Не говорил. Все равно - я знал.
М а р и н а. Ты не мог знать.
М а й о р о в. Я знал, что он не договаривает. Но для меня было ясно.
М а р и н а (задумалась, ее лицо стало жестким). Да, это Андрей. Он всегда полулжет.
М а й о р о в. Ну, будь справедливой. Я бы его не уважал, если б он проболтался. В чем ты видишь ложь?
М а р и н а. Он тебя обманул, не сказав ни слова лжи. За три года в институте он меня поцеловал один раз. А ты... Ох, теперь я понимаю. Нет, нет, не будем ворошить старье. Сашка! (Прижалась к нему.) Ты чудная, нелепая зверюга. Такой суровый, прожженный разведчик - и наивный, как девочка. Я хочу, чтоб ты сегодня повез меня в степь. Слышишь? И мы будем вместе до самого утра.
М а й о р о в. Вместе? В степь?