Глубокое бурение [сборник]

Лукьянов Алексей

Незаметно для себя Ыц-Тойбол заснул. Что ему снилось, он не запомнил, а проснулся среди ночи от шепота Гуй-Помойса.

— Слышь, — тихо толкал он напарника. — Глянь на небо.

Ыц-Тойбол посмотрел на небосвод. Казалось, все было как и прежде, но мгновением позже ходок понял, в чем дело: звезды. Как он этого не заметил раньше? Звезды не двигались, не мельтешили, как раньше; они застыли, образовав собой на темном небосводе странные замысловатые контуры, и теперь их свет не был таким живым и теплым, как раньше, они просто

мерцали — и все. Как будто умерли.

— Это тоже из-за нее? — Гуй-Помойс выразительно кивнул на подсумок, висящий на суку.

— Наверное, да, — кивнул Ыц-Тойбол.

— Надо что-то делать.

— Пожалуй.

Гуй-Помойс решительно направился к подсумку и хлопнул по нему пятками с такой силой, что от сикараськи должно было остаться мокрое место. Потом он растерянно перевернул подсумок и потряс его, потом вывернул наизнанку…

— А она сбежала, — растерянно констатировал он.

— Как это? — вскочил Ыц-Тойбол. Вокруг было темно, света застывших на месте звезд явно не хватало, чтобы разогнать тьму.

— Следы, — крикнул он Гуй-Помойсу. — Ищи следы, в какую сторону она побежала, ее нельзя упустить.

Они запалили костер. В огонь полетел срубленный сук, куски дерна, Гуй-Помойс пытался выкорчевать пень, и наверняка затоптал все следы, которые только имелись. Пламя ревело и целовало небо красными, золотыми и оранжевыми искрами.

В свете костра Ыц-Тойбол разглядывал почву вокруг, и наконец увидел то, что искал. Цепь точек, уходящая в темноту. За этим занятием его и застала странная компания сикарасек, среди которых он узнал…

— Вы? — в голосе Ыц-Тойбола звучали одновременно и обида, и удивление, и радость.

— Боюсь, что я, — повинился Тып-Ойжон. — Я по ошибке продал вам не ту тинную труху.

— Эта ошибка обойдется дорого, — произнес Ыц-Тойбол. — Вы видели звезды?

Мудрец кивнул.

— Это… Я, может, что-то не так скажу, прошу простить, — взял слово Торчок. — Но, может, мы не будем нестись, как угорелые, и приляжем отдохнуть…

— Заткнись, — пробубнил внезапно вылезший из темноты Ботва.

— Опять он, — простонал Старое Копыто, — сколько можно…

Не обращая внимания на посторонних, Ыц-Тойбол и Тып-Ойжон продолжали разговор:

— Можно понимать, что это произошло прямо у вас на глазах? — спросил мудрец.

— Да. Я держал ее в подсумке.

— Эту тварь? Ну, в смысле — глаз?

— Она только издалека кажется большой. То есть не кажется… — Ыц-Тойбол хотел рассказать о непонятной сикараське, но вид старого ходока заставил его замолчать.

— Она сбежала, — угрюмо закончил Гуй-Помойс. — И ее надо догнать.

— Вперед, — скомандовал воин, и колонна из двух ходоков, мудреца, воина, трех Раздолбаев и двух верховых кляч отправилась во тьму ночи, чтобы настигнуть самую опасную тварь из всех, когда-либо встречавшихся им в жизни.

По следу шли воин и старый ходок. Если бы

Гуй-Помойс раньше услышал, что ходокам нравится ходить — он сожрал бы наглеца, беспардонно путающего ходоков с бродягами. Но сейчас, когда ничто не мешало двигаться в любом избранном направлении, он внезапно испытал ни с чем не сравнимое наслаждение — идти куда-то, а не топтаться на одном месте. Вот так, в темноте, по холодку, пусть и в сопровождении каких-то нелепых и суетливых типов. Все равно хорошо.

И тут они ее наконец заметили.

— Дердеккель, — Дол-Бярды в нерешительности хрустнул суставами.

— Ее сейчас, наверное, даже в городе видят, — прошептал мудрец.

— Я та-арр-чуу… — хором воскликнули Раздолбаи.

Тварь занимала теперь ровно половину небосклона. И она не стояла на месте, а продолжала мчаться, размахивая многочисленными пастями и становясь все больше. Вот она уже заслонила собой большую часть неба. В кромешной темноте сикараська светилась темно-красным светом, по постепенно становилась все ярче и больше.

— У нее реснички, она на них катится, — объяснил Ыц-Тойбол Тып-Ойжону.

Тот задумчиво кусал края шапки. Неудобно как-то, терзался сомнениями Тып-Ойжон, один простенький опыт такими проблемами обернулся…

— Я вообще не понимаю, как она двигается, — задумчиво произнес мудрец. — Она должна провалиться, с такими-то размерами!

Как бы в ответ на слова Тып-Ойжона, Среда Обитания дрогнула, и гигантская сикараська исчезла.

— Не понял, — остановился воин.

— Я тоже, — щелкнул клювом мудрец.

Все остальные замолчали. Брюл-брюл молча жевал траву, задумчиво шевеля большими губами и помахивая хвостом, Ботва с тоской глядел на обглодыш Старого Копыта, Раздолбаи ожидали неизвестно чего, а ходоки молча смотрели друг на друга.

И тут начало светать.

Причем совершенно по-глупому, и кто бы мог подумать, что такое может происходить на самом деле. Обычно светило вспыхивало в самом центре небесного купола утром, а ближе к ночи постепенно угасало. А тут вдруг показалось из-за края горизонта, и словно нехотя поползло вверх, из багрового превращаясь в ярко-оранжевое, а потом и в нестерпимо-белое.

Наконец молчание нарушил Ыц-Тойбол:

— Мне кажется, у нас есть два относительно разумных выхода из сложившейся ситуации. Или мы возвращаемся обратно, или продолжаем погоню. Я уже выбрал погоню. Мой товарищ, как мне кажется, тоже.

Гуй-Помойс задумчиво нюхал травинку и участия в разговоре принимать не собирался.

— Если вопрос ставится так радикально… — откашлялся Тып-Ойжон. — Позволю себе заметить, что мне в данный момент никак нельзя возвращаться, пока я не пойму, что произошло и как это можно исправить.