Глубокое синее море

Вильямс Чарльз

— Да, об этом я уже слышал однажды, — со смехом ответил Годард и оглядел каюту. На первый взгляд можно было подумать, что по ней прошел смерч, но потом становилось ясно, что в этом была виновата лишь мужская небрежность. Каюта была больше похожа на комнату для приема больных и одновременно на библиотеку после небольшого землетрясения. Книги стояли и лежали самые разнообразные — на испанском, английском и французском языках. Трактаты по медицине, справочники по оказанию первой помощи, а рядом Фолкнер, Гете, Шекспир и, конечно, Сартр.

Линд

протянул стакан Годарду, и они чокнулись.

— Ваше здоровье, — сказал Гарри. — Вы изучали медицину?

— Два года. А вы раньше были моряком?

— Сделал несколько рейсов в юношеские годы. А как вы об этом догадались?

— Вы же меня спросили, не офицер ли я? Помните? — Линд вытащил выдвижной ящик. — Вот эти брюки должны быть вам впору. Какой у вас рост?

— Сто девяносто один.

— В таком случае, подойдут. — Линд протянул ему две пары легких фланелевых брюк. — И вот еще спортивная рубашка, которую можно не гладить. — Потом приложил к этому носки, пояс, белье, полотенца и носовые платки. А также электробритву.

— Тысяча благодарностей, — сказал Годард, — Знаете, у меня слабый желудок. Никогда не могу обедать вместе с людьми, которые не меняют своей одежды. — Линд выпил рюмку. — Да, жаль, что у вас нет никакой болезни. Вытаскиваешь человека посреди океана, а он, оказывается, здоров как бык.

Каюта «В» на штирборте имела две койки, стол, шкаф и маленький коврик. В ней был даже душ. Обедали в половине второго, ужинали в шесть. Так объяснил Барсет. Бара, добавил он, нет, но Годард может купить себе все, что имеется на складе. Гарри пробежал глазами список и заказал пять бутылок джина, бутылку вермута, три блока сигарет.

— И попросите, пожалуйста, каютного стюарда, чтобы принес мне вазочку со льдом.

После этого он принял душ, надел брюки, подаренные ему Линдом, и спрятал остальные вещи в шкаф.

Стюард, обслуживающий каюты, вошел, даже не постучав в дверь. Это был молодой парень с зелеными глазами и одутловатым лицом. Крупные руки хорошо сочетались с широкими плечами.

— Куда вам это поставить? — спросил он.

— На стол, — ответил Годард. — Как вас зовут?

— Рафферти.

— А откуда вы родом, Рафферти?

— Из Окленда. Или из Питтсбурга. — Он поставил поднос на стол и немного вызывающе спросил:

— А почему вас это интересует?

— Я и сам не знаю, — отозвался Гарри. — Кстати, вам никто не говорил в Окленде или Питтсбурге, что, прежде чем войти, нужно постучать в дверь?

— Попытаюсь не забыть об этом в следующий раз, мистер Годард. Попытаюсь…

— Я бы очень рекомендовал вам не забывать об этом, Рафферти, — дружеским тоном заметил Гарри. — Иначе рано или поздно какой-нибудь сукин сын даст вам пинка…

Он заметил, как в глазах Рафферти вспыхнуло удивление. Такая реакция, похоже, была для этого парня внове. Он ушел.

Годард приготовил себе целый бокал коктейля и второй раз за это утро остался собой недоволен. Но,

возможно, это была лишь естественная реакция на внешние явления, которая какое-то время спала в нем. Гарри выпил коктейль и вышел из каюты. Если он правильно понял, столовая находится рядом с каютой Барсета, а перед ней должен быть салон. Годард прошел по коридору, который выходил на палубу, и вскоре добрался до широкой двойной двери, ведущей в салон.

Заглянув туда, он увидел длинную софу и несколько кресел. Были тут и прикрепленные столы, а также несколько книжных полок. Какая-то блондинка стояла спиной к нему и смотрела в иллюминатор. На ней было цветастое платье без рукавов. На ногах — золоченые сандалии. И руки, и ноги покрытые темным загаром.

— Миссис Брук? — спросил он. Женщина обернулась. Он увидел маленькое лицо с высокими скулами и слегка раскосыми синими глазами. Да, люди были правы: она хорошенькая. Но еще большее впечатление на него произвела ее манера держаться. Она улыбнулась, но глаза ее остались холодными и безучастными.

— Да. Как вы себя чувствуете, мистер Годард?

— Меня еще ни разу не спасали, — ответил он. — Поэтому я и сам не знаю, как я себя чувствую. Ведь это вы меня спасли?

— Ну, не в буквальном смысле. И потом, это вышло совершенно случайно…

— У меня есть свидетели, миссис Брук. Так что вам уже не отвертеться. Вам остается только надеяться на милость суда. Вы пьете? — Он показал на стакан.

— Немного. Да и то только с постановщиками фильмов, выловленными из океана.

— В таком случае, по моим понятиям, вы не алкоголичка. Если сделаете исключение для бывшего постановщика фильмов, то я отважусь пригласить вас на рюмку коктейля.

— Большое спасибо, — сказала она. Он вернулся в каюту, взял бутылку и второй стакан.

Они сели за один из столиков, предназначенных для игры в бридж.

— Пока я знаю о вас очень немногое, — произнес Годард. — Только то, что вы блондинка, очень миленькая и, видимо, скандинавского происхождения. Кроме того, вы страдаете бессонницей, ненавидите самолеты и у вас красивые глаза. Что вы скажете по этому поводу?

— Мне это очень льстит, но не все, что вы сказали, правда. К самолетам я не испытываю ненависти.

— Не беда, миссис Брук. Вы можете любить самолеты или ненавидеть их. Самое главное — не сомневаться в божественности автомобиля.

Она улыбнулась:

— Я больше люблю корабли, чем самолеты. К тому же, работаю в пароходстве. Мой отец был капитаном.

— Американского корабля?

— Нет, датского.

Корабль ее отца, рассказала она, был торпедирован во время войны, и ее мать вторично вышла замуж, когда ей было всего двенадцать лет. Ее отчим жил в Европе и на Кубе, был бизнесменом, а сейчас снова обосновался в Штатах. Сама она ходила в школу в Бёркли, потом получила образование экономиста и работала в Сан-Франциско, в пароходстве «Копенгаген пасифик лайн», то есть там же, где работал ее отец.