Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка(Романы)

Бээкман Эмэ Артуровна

Но мост уже был виден.

Проскользнув под мостом между ледорезами, покрытыми тиной, Молларт услышал над головой стук колес. Судя по звуку — это была не просто обычная телега, подобно тем, что дребезжат по сельским дорогам и мостикам вслед за медленно бредущей лошадью. Одновременно доносились скрип колес, цокот лошадиных копыт, тяжелая поступь скота, хрюканье свиньи и людские шаги. Молларту хотелось поскорее миновать мост, чтобы взглянуть на путников, но здесь, в гуще камней, надо было соблюдать осторожность. Выехав из-под арки, он приподнял голову, но обоз уже

скрылся за придорожным кустарником.

За мостом русло реки заметно расширялось. Лес отступил от берегов, и от этого здесь внезапно стало свежо и просторно. Желание уехать, захлестнувшее Молларта, когда он услышал стук колес на мосту, как будто опять утихло. Такому человеку, как он, всегда доводившему до конца задуманное, следовало бы рано утром запрячь лошадь. В то же время он понимал, что надо остаться. Молларт был даже рад этой возможности, представившейся ему благодаря Купидону.

В том, что Бенита дала ему точные координаты, Молларт убедился, когда, поставив лодку рядом с полузатонувшим корытом, вылез на шаткие лодочные мостки и увидел во дворе древнюю старуху.

Старая хозяйка хутора Лаурисоо, завидев постороннего, оперлась дрожащими руками о палку и вперила в него неподвижный взгляд. Видно было, как у старухи дрожат плечи, хотя на ней был жилет из овчины, а под ним — грубошерстная блуза, длинные рукава которой спускались до самых кончиков скрюченных пальцев.

Молларт поздоровался и сообщил, что он ветеринарный врач и хочет осмотреть овец.

Старуха захихикала и, едва шевеля узенькими как ниточка губами, объявила тоненьким монотонным голоском: она-де подумала, что наконец-то смерть пожаловала с другого берега, чтобы посадить ее в лодку и увезти.

— Мой старший сын помер, — сообщила она затем.

— Когда? — испугался Молларт, решив, что в доме траур.

— Позапрошлым летом, — ответила старуха.

— Отчего? — участливо спросил Молларт.

Беспорядок на дворе не оставлял сомнения в том, что на этом хуторе едва ли можно было встретить трудоспособного человека.

— От старости помер, — объявила старуха. Она долго разглядывала незнакомого мужчину, а затем крикнула в сторону дома:

— Эй, Линда!

По скрипучим деревянным ступенькам крыльца во двор спустилась та, которую звали Линдой. Она с царственным спокойствием зашагала по направлению к Молларту, по дороге ступая в коровьи лепешки, клок соломы прилип к ее лодыжке, но ей лень было смотреть под ноги — ее нимало не беспокоило, предстанет ли она перед посторонним мужчиной с чистыми или грязными ступнями.

Молларт стал терпеливо разъяснять ей, зачем он прибыл сюда.

— Ах! — после каждой фразы Молларта вскрикивала женщина. Попросив проводить его к овцам, Молларт вновь услышал тот же взволнованный выкрик, не выражавший ни удивления, ни досады.

Женщина пошла вперед, и Молларт последовал за ней. Он видел ее спину, казалось, что под платьем у женщины, ниже и выше пояса, напиханы булки. Пятки ее напоминали картофелины, серые и неровные, а голые локти в складках — клочок вспаханного поля.

Молларту вдруг вспомнился рассказ одного немецкого офицера,

исколесившего Эстонию вдоль и поперек. Им, мол, говорили, что Эстония так же хороша, как Европа. Но нигде в деревне он не встретил крашеных домов, даже по оконным рамам никто не удосужился пройтись кистью, не говоря уже о том, что и люди показались ему тупыми и неопрятными.

Молларт грустно улыбнулся и взглянул на окна длинного хозяйского дома. Иные из них были завешены тряпьем, иные стояли голые, а одно окно закрывала полосатая лошадиная попона, повешенная углом, очевидно, эта комната служила спальней.

Две лаурисооские овцы паслись на привязи у реки.

Линда, женщина неопределенного возраста, стояла как вкопанная, пока Молларт осматривал овец. Он долго и основательно изучал животных, щупал у них сухожилия и железы, сгибал и разгибал им ноги, исследовал слизистую оболочку.

Само собой разумеется, он привык к тому, что хозяева животных присутствовали при осмотре, во всяком случае при заключении, которое он выносил. В большинстве своем они старались помочь ему — утихомиривали скотину или припоминали что-то еще, связанное с заболеванием животного. Впрочем, чаще они мешали, чем помогали. Однако сейчас Молларт чувствовал, что его гораздо больше раздражают безучастность и безразличие этой женщины. Впрочем, что с нее взять, раз бог умом обделил.

— Выкидыш был у обеих овец? — спросил Молларт.

— Ах! — пробормотала женщина.

В конце концов, оставив овец в покое, Молларт отправился к реке, вымыл руки, затем не спеша вернулся к женщине, посмотрел в ее невыразительные глаза и сказал:

— Овцы больны. Это заразный выкидыш, бруцеллез или болезнь Банга.

— Ах! — услышал он в ответ.

— Овец придется прирезать, постарайтесь раздобыть себе для этого дела перчатки. Солому, на которую положите овец, надо будет уничтожить. Внутренности сожгите или закопайте поглубже в землю. После этого тщательно вымойте руки.

Молларт говорил медленно, словно нанизывая слова в ряд. Он был уверен, что его наставления не доходят до женщины, и это его беспокоило.

— Кустас поможет, — услышал наконец Молларт и обрадовался, что хозяйка Лаурисоо заговорила.

— Вы все запомнили, что я сказал? — настойчиво спросил Молларт.

— Ах, — снова пробормотала женщина, и ее лицо вдруг задрожало от беззвучного смеха. — Я давно говорю старухе — надо кончать с ними. Хоть мясо будет, раз ягнят не получилось, чего зря держать. Шерсти нам не надо, полный мешок в амбаре стоит, так и так некому чесать ее и прясть. Старуха плохо видит.

Молларт взглянул на овец. Давно не стриженные животные были все в колючках репейника.

— Мясо можете употреблять в пищу, только прежде его надо как следует проварить.

Молларт хотел еще добавить, что надо бы почистить овечьи ясли, но промолчал. Хлев на этом хуторе, вероятно, настолько грязен, что едва ли кто возьмется пошевелить там пальцем до тех пор, пока к весне животные не начнут подпирать спинами потолок.

Обратно они побрели той же дорогой. Линда впереди, врач следом за ней.