Глухомань
Шрифт:
Дважды Виктор мужественно проникал в густой нехоженый лес, где пытался собирать грибы. Выломав суковатую палку, он представлял себя этаким бывалым таежником, которому ведомы все лесные тайны. Однако в глубину заходить не решался, справедливо полагая, что поганок можно набрать и возле опушки.
Поздно вечером домой вернулся Деревянко. Он без стука вошел к Виктору Ивановичу и остановился в неприятной близости от него.
– Ученый, - сказал он, и глаза его были бесчувственнее щелей в заборе.
– Ты болезни деревьев лечить можешь?
Виктор
– Ну... э... знаете ли. Собственно, нет. Видите ли, именно деревья я и не могу лечить.
Ничего не сказав, Деревянко вышел. Виктор готов был сквозь землю провалиться.
В ту ночь, вероятно, Деревянко чувствовал себя неважно, потому что Виктор слышал сквозь сон, как стонет его странный хозяин.
Утром, когда Виктор проснулся, Деревянко дома уже не было. Не переставая думать о хозяине, он озабоченно позавтракал все теми же консервами и начал рыться в рюкзаке. Извлек оттуда леску, круглую коробочку с грузками и крючки. Рассовав все это по карманам, неторопливо пошел к озеру.
Размеренная ходьба и пышная природа немного успокоили Виктора. Он с удовольствием рассматривал все встреченное по пути - любовался, набирался впечатлений.
Село было самое обыкновенное. По обе стороны неширокой пыльной улицы белели домики с двухскатными, крытыми черепицей крышами. Трубы на них выкрашены красной и синей краской. Вдоль заборов из жердей стояли длинноногие подсолнухи, свесив тяжелые золотистые головы на шероховатые стволы, а дальше простирались темно-зеленые картофельные поля.
На скамейке возле одного из домов сидела худощавая старуха в темном платке, узлом завязанном на голове. Она в открытую, с простосердечным любопытством рассматривала чужака.
Виктор скользнул взглядом по старухе и, вспомнив, что в деревне полагается со всеми здороваться, громко произнес:
– Здравствуйте, бабуся!
– Дай бог здоровья, - охотно отозвалась та и тут же скороговоркой выпалила: - Это ты и есть Деревянкин постоялец?
– И, не дождавшись ответа, сочувственно покачала головой.
– Ну и хозяин тебе попался! Не приведи господь! Анцихрист, да и только!
Бабка мелко и часто закрестилась.
– А что? Что такое?
– не удержался от вопроса Виктор и, предчувствуя беседу, присел на отполированную до блеска скамью.
– А то, - пугливым театральным шепотом проговорила старуха, делая круглые глаза.
– Оборотень он! Вот что!
Признаться, Виктор ожидал услышать нечто подобное. Известное дело: село, темнота, предрассудки. Глухомань, одним словом. Однако здесь, в деревне, старухины откровения произвели на Виктора совсем другое впечатление, чем произвели бы в Киеве в кругу всезнающих друзей-скептиков.
– Видите ли, бабуся, - сказал Виктор, пытаясь собрать рассеявшиеся мысли.
– Это все - темные верования, которые...
– казенным голосом произнес он и, заметив иронию во взгляде старухи, умолк.
–
Лицо Виктора вытянулось от удивления.
– Не веришь?
– загорячилась бабка.
– А ты заметил, что в его хате печки нет? Он всю зиму на лавке, как чурка, лежит и не дышит даже. Мертвый, как лягушка во льду. Приходит весна, теплеет - он и оживает...
Это было уже слишком! Виктор Иванович встал, одернул пиджак и, выпятив грудь, произнес:
– Я, знаете ли, бабуся, не в том уже возрасте, чтобы сказкам верить. И вам не советую.
Он коротко кивнул и пошел дальше. Бабка частила ему вслед:
– На крышу!.. На крышу посмотри! Он ее никогда не красит. Летом она зеленая, осенью сама собой краснеет!
Виктор Иванович досадовал на себя. Надо же, поддаться - хоть и ненадолго - на выдумки безграмотной деревенской старухи. И он - литератор - мог так низко пасть!
А старуха, словно издеваясь, крикнула вдогонку:
– Деревянко сейчас точно чумной бродит. Никак, новое место для дома подыскивает. Как и в прошлый раз. Смотри! Проснешься утром в том же дому, да в чужом двору!
Виктор Иванович нервно дернул плечом, громко хмыкнул и ускорил шаг.
5
Пруд был длинный, но неширокий. Берега его поросли старыми корявыми ивами, а из воды торчали меж острых листьев замшевые колбаски рогозы.
Здесь, на открытом пространстве, дул порывами по-осеннему прохладный ветер. Он приносил запах сырой тинистой воды и терпкий дух мокрой ивовой коры. Он лохматил листья ив, показывая их серебристую изнанку. Он гонял по поверхности пруда мелкую зыбь, и низкое солнце плясало, ослепляя, на мелких острых гребнях.
Оказалось, что на лоне природы довольно зябко и неуютно. Вообще-то Виктор совсем по-другому представлял прелести деревенской жизни: без грязи, комаров, неуюта. Предполагался душистый сеновал и парное молоко по вечерам. Ну, еще неплохо - далекие звуки гармони и мелодичное пение девушек, тоскующих по любви.
Виктор вздохнул, боязливо сел на траву и вздрогнул, почувствовав леденящую сырость, проникающую сквозь брюки.
Он тоскливо выругался сквозь зубы и, присев на корточки, принялся готовить снасти для рыбалки. Сначала нанизал на леску резинки для поплавка, потом вдел леску в отверстие грузила, и наконец настал черед крохотного крючка-заглотыша. Привязывать его надо было не обычным узлом, а специальным рыбацким. Как это делается, Виктор впопыхах забыл расспросить у соседа-рыбака.