Глупая сказка
Шрифт:
– В какую Бразилию? – удивилась Бабушка.
– В Южную, – опять не зная зачем уточнил я.
– В Южную? – обрадовалась Бабушка – Вот хорошо! Веруся, привези мне кактусов. Я решила собирать кактусы.
– И ни в какую не в Бразилию, – сказала Мама и, нахмурив брови, повернулась ко мне: – Зачем ты врешь?
– А куда же? – спросила Бабушка.
– За границу, – ответила Мама.
– За какую? – поинтересовалась Бабушка.
– Вообще.
– Тогда привези мне что-нибудь национальное. Я очень люблю национальное. Например,
Но Мама была начеку.
– Сомбреро? Почему именно сомбреро?
– Ну циновку. Я очень люблю японские циновки.
– Я не в Японию, – попалась Мама.
– А куда же? – невинно спросила Бабушка. – В США?
– А вот и не в США.
– Это не имеет значения, – сказала Бабушка. – Лишь бы ты привезла мне что-нибудь национальное. Денег я тебе, конечно, дам. Но ты обещай мне, что Рис будет все это время жить у нас. Толечке с ним будет тяжело.
– Конечно, тяжело.
– Он с ним совсем задохнется. Когда ты вернешься с Кубы…
– Откуда вы взяли, что я еду на Кубу?
– Ну из этого, как его… – сказала Бабушка доброжелательно, но из-за этой доброжелательности проглядывало раздражение. Бабушка почти всю жизнь была на руководящей работе и не привыкла, чтобы от нее что-то скрывали. – Если ты, конечно, мне не доверяешь…
– Нет, почему же, я вам очень доверяю, но есть вещи…
И зачем я ввернул про эту Бразилию! Только разжег Бабушкино любопытство. Не скажи я про Бразилию, Бабушка не стала бы допытываться, куда едет Мама. За границу так за границу.
– Я двадцать лет на руководящей работе. Мне доверялись такие вещи…
– Но наш институт нельзя сравнить с трестом канализации, – неосторожно заметила Мама.
– Это еще неизвестно, – обидчиво поджала губы Бабушка. – Мне доверяли городские тайны.
– Городские тайны? – удивилась Мама.
– Представь себе.
– Но почему именно вам?
– Потому что ни одно здание нельзя построить без канализации, – воскликнула Бабушка с раздражением.
В воздухе запахло грозой.
– В нашем институте очень хорошая канализация, – примирительно сказала Мама.
В общем, может быть, ничего бы и не произошло, закончилось бы миром, если бы в это время Рис не ел шоколад. Тот факт, что Рис уничтожал шоколад, было третьим обстоятельством, из-за которого он попался мне в лапы.
Рис ел шоколад нагло, с упоением, разбрасывая «золото» и чавкая. Шоколад был высококачественный, твердый, хрустел и рассыпался под Рисовыми зубами. Один из кусков отломился, описал дугу и свалился прямо на Мамино платье (Мама как раз гладила свои туалеты для заграничной командировки). Возможно, если бы кусок упал просто на платье, то опять бы ничего не было. Мама бы очень осторожно, прицельно сбила бы его щелчком, а Рис получил бы подзатыльник. На этом бы дело и кончилось, потому что на Рисово безобразие во время еды давно махнули рукой, а Бабушке оно даже нравилось. («Ну и что? Ребенок горячий в еде. Радовались бы»).
Но все дело было
– Боже мой… – простонала Мама. – Боже мой…
– Бога нет, – сказал Рис.
Мама села на стул и обхватила голову руками. Плечи ее задрожали.
– Ха, – сказал Рис. – Плачет. Из-за какого-то тряпья плачет. У меня Сердюков об асфальт фонарик грохнул, и то я ничего.
– Извинись, – торопливо сказала Бабушка. – Скажи Маме, что никогда не будешь есть шоколад, когда она гладит.
– Никогда не буду есть шоколад, когда она гладит, – с готовностью сказал Рис.
– Ты ведь любишь свою Мамочку? – опять торопливо спросила Бабушка.
– Само собой.
Я знал, что все Бабушкины маневры бесполезны. Мама могла простить что угодно, но только не порчу платья да еще накануне поездки в Южную Бразилию или еще куда там.
Вдруг Мама вскочила. Лицо ее пылало.
– Негодяй! – закричала Мама. – Хватит издеваться надо мной! Пришел тебе конец!
С этими страшными словами Мама пересекла комнату, схватила Риса поперек спины и утащила на кушетку.
– Ой-ей-ей! – завопил не своим голосом Рис. – Ухо! Она мне оторвала ухо! Ой-ей-ей! Кровь! Она до крови оторвала ухо!
Бабушка, до того нерешительно топтавшаяся за Маминой спиной, не выдержала последних слов и с криком:
– Ненормальная! Убьешь ребенка! – кинулась на Маму.
Маме, конечно, было тяжело сражаться на два фронта. Она отступила, тяжело дыша. Воспользовавшись этим, Бабушка тотчас же прикрыла Риса своим телом.
– Не трожь ребенка! – сказала она.
Мама прошлась по комнате, посмотрела в окно, потом вытерла пыль с малахитовой коробочки, где хранились ее стеклянные драгоценности, и сказала, очень спокойно:
– Вот что, Матрена Павловна. Так долго продолжаться не может. Вы изуродуете нам ребенка. Вы его уже изуродовали. А я стала психом.
– У меня есть один знакомый псих, – сказал Рис. – Петька Баулин.
Бабушка погладила его по голове.
– Ну что ж, внучек. Твою Бабушку гонят из этого дома.
– Я не гоню, Матрена Павловна, но другого выхода нет. Внука вы будете видеть лишь раз в неделю, по воскресеньям. Я решила твердо.
Проходя мимо меня, Бабушка задержалась.
– А мой сын ничего не скажет?
– Я считаю это разумным, – сказал я.
– Тогда всего вам хорошего.
Бабушка двинулась к выходу с большим достоинством. Сказалась привычка выходить из зала в президиум на глазах сотен людей. Она шла, гордо подняв голову, ступая твердо и уверенно.