Глупости маленького Николя

Госинни Рене

— Привет, Николя, — сказал месье Бледюр. — Твой несчастный отец здесь?

— Уползай обратно к себе в конуру! — закричал папа из гостиной. — Мне сейчас нельзя мешать! Уходи!

Тогда месье Бледюр пошел со мной в гостиную, а я снова взял книгу и принялся читать с того места, где Дик идет по коридору в доме горбуна, а в небе бушует гроза. Месье Бледюр сказал:

— Я хотел предложить тебе партию в шашки.

— Не видишь, я занят? — сказал папа. — К утру мне нужно закончить важную работу.

— Ты позволяешь

начальнику на себе ездить, а он этим пользуется, — сказал месье Бледюр. — Вот я работаю сам на себя, но если б у меня был начальник, и он бы мне дал работу на дом, я бы сказал ему, я бы сказал…

— Да ничего бы ты ему не сказал! — закричал папа. — Во-первых, ты трус, а во-вторых, никакой начальник не захочет с тобой работать.

— Кто трус? Кто не захочет работать с кем? — возмутился месье Бледюр.

— Ты меня слышал, — сказал папа. — Если до тебя не доходит, я тут ни при чем. А теперь дай мне поработать.

— Да неужели? — спросил месье Бледюр.

— Именно так, — ответил папа.

Тогда я подобрал книгу, сунул ее под мышку и закричал:

— С меня довольно! Я иду спать!

И я ушел, а папа и месье Бледюр стояли, схватив друг друга за галстуки, и смотрели на меня, удивленно раскрыв глаза. Нет, ну что это в конце концов — я уже в двадцатый раз перечитываю то же самое!

Знаете, что я вам скажу? Я считаю, нашим папам дают слишком много работы. Потому что когда мы возвращаемся домой, устав после школы, нам еще и дома не дают нормально отдохнуть!

ЧВАК-ЧВАК

— Давай, Николя! Пора принимать ванну, — сказала мне мама. А я ей ответил, что нет, мне совсем этого не нужно, я не такой уж и грязный, а в школе у Максана всегда грязные коленки, и мама не часто его моет. Я честно пообещал, что приму ванну завтра, потому что сегодня не очень хорошо себя чувствую. Тогда мама сказала, что со мной вечно одно и то же, заставить меня принять ванну — это кошмар, а потом я не хочу оттуда вылезать, и ей это все уже надоело. Тут пришел папа.

— Так, Николя, — сказал папа. — В чем дело? Почему ты не хочешь в ванную? Ванна — это же так приятно!

Тогда я сказал, что ничего приятного в этом нет, мама протирает губкой мне лицо «чвак-чвак», мыло попадает мне в глаза и нос и щиплет, и вообще я не такой уж и грязный, и завтра без всяких сомнений приму ванну, потому что сегодня чувствую себя не очень хорошо.

— А ты согласишься сам принять ванну? — спросил меня папа. — Так мыло не попадет тебе в глаза.

— Это же безумие! — сказала мама. — Он слишком маленький! У него никогда не получится принять ванну самостоятельно!

— Слишком маленький? — удивился папа. — Николя уже взрослый мальчик, а не ребенок, и он вполне может принять ванну самостоятельно. Не так ли, Николя?

— Да, конечно! — обрадовался я. Тем более что в школе мои друзья Альсест,

Руфус и Клотэр мне говорили, что купаются в ванне сами. Нет, ну в конце концов — у меня дома все не как у людей! Конечно, я умолчал о Жеофруа, который мне сказал, что его купает гувернантка, но не нужно верить всему, что он говорит, потому что он часто врет.

— Прекрасно! — сказал папа маме. — Наполни ванну этому мужчине! Он будет действовать, как взрослый.

Мама задумалась, странно посмотрела на меня и быстро ушла, сказав, что сейчас наполнит ванну, а мне нужно идти туда скорее, пока вода не остыла. Я удивился, что мама совсем не рада моему взрослому поступку.

— Вот в чем тут дело, — объяснил мне папа. — Иногда маме становится грустно — она понимает, что ты растешь. Кстати, когда вырастешь — сам поймешь, что понять женщин очень трудно.

Папа иногда говорит совсем бессмысленные вещи — просто смеху ради. Он потрепал меня по голове и посоветовал не медлить, потому что мама уже звала меня в ванную. Какой же все-таки странный голос был у мамы!

Я очень гордился, что приму ванну один, потому что за два последних дня рождения я уже повзрослел. Больше того — моясь губкой, я не буду возить ею по лицу, а только вокруг. И я пошел к себе в комнату, чтобы собрать все необходимое для ванны. Взял маленький парусник, у которого больше нет паруса; обидно, парус нужно ему все-таки поставить! Потом взял железный пароход с трубой и колесом; он не очень хорошо плавает, но с ним отлично играть в кораблекрушение, как в том кино, что я видел: там всех, правда, спасли — даже капитана, который не хотел прыгать в воду. Понятно же, с такой классной формой, как у него, я бы тоже не захотел!

Еще я взял синюю машинку, чтобы поиграть в такую аварию, где машина падает в море; и крейсер, где были пушки — пока я не дал его поиграть Альсесту, — и трех оловянных солдатиков с деревянной лошадкой, чтобы катать их, как пассажиров.

А недобритого плюшевого медведя с оставшимися клочьями шерсти брать не стал — тогда все сбрить не получилось, сломалась папина бритва. Правда, один раз я положил его в воду. Медведя, не папу. Из него полезла шерсть, и мама была жутко недовольна. К тому же, после ванны он выглядел довольно жалко, а я не люблю мучить игрушки, я очень аккуратный.

Увидев меня в ванне со всеми игрушками, мама широко раскрыла глаза.

— Ты же не станешь класть всю эту грязь в воду? — спросила она.

— Дорогая, — сказал, входя в ванную, папа, — пусть Николя сам разбирается, как ему принимать ванну. Он достаточно взрослый и способен решить сам.

— А ты не думаешь, что оставлять его одного довольно опасно? — спросила мама.

— Опасно? — насмешливо ответил папа. — Думаешь, он может утонуть? Тебя же не беспокоит, когда он плавает в море. Пойдем, пусть он сам.