Глупости маленького Николя
Шрифт:
— А ты сказал ему, зачем ты это делал? — спросил Эд.
— Ну нет, месье, — ответил Клотэр. — Я не подлец и не предатель!
Альсест, который еще не видел Клотэра в бинокль, потому что доедал булку, вытер руки и попросил Клотэра вернуться. Но Клотэр сказал, что ему надоело, и теперь наша очередь идти и подавать сигналы, а если мы не пойдем, то будем подлецами и предателями. В его словах был смысл, и тогда Жоаким дал ему бинокль, и мы все отправились в другой угол двора и принялись корчить рожи
— Долго вы еще тут будете кривляться? Я уже видел здесь одного ненормального, а теперь и вы туда же! Глаза на меня! Я не знаю, что вы замышляете, но предупреждаю — я за вами слежу, шалопаи!
Тогда мы вернулись к Клотэру, и он сказал, что нашел еще одну классную штуку: он перепутал концы бинокля и посмотрел через большие стекла. Так можно видеть все вдали, но очень маленьким.
— Шутишь? — спросил Руфус.
— Нет, — сказал Жоаким, — это правда… Давай бинокль, Клотэр… Хорошо… Теперь вы очень-очень далеко и очень маленькие… И Бульон такой же маленький за вами…
Мы надеемся, что Бульон отдаст бинокль Жоакиму после уроков. Во-первых, потому что Жоаким — наш друг, и мы не хотим, чтобы его наказали. А во-вторых, на следующей перемене Бульон следил за нами в бинокль — и нас почти всех оставили после уроков.
НАКАЗАНИЕ
— Что ты сказал? — спросила мама.
Я очень обиделся, поэтому повторил маме, что я сказал, а мама ответила:
— Если так, сегодня не получишь мороженого.
Это было очень несправедливо. Потому что каждый день в половине пятого мимо дома проезжает со своей тележкой и колокольчиком продавец мороженого, и мама дает мне денег. Мороженое у него бывает шоколадным, ванильным, клубничным и фисташковым, я их все очень люблю, но особенно — клубнично-фисташковое, потому что оно красно-зеленое. Продавец его продает в вафельных стаканчиках, в бумажных и на палочке. Я согласен с Альсестом: он говорит, что вафельные лучше всего, потому что бумажные стаканчики и палочки мы не едим, так что какой от них прок? Но с бумажным стаканчиком дают еще такую замечательную ложечку, а палочки приятно сосать, только это не очень удобно, потому что иногда мороженое падает на землю и его очень трудно подбирать.
Я заплакал и сказал, что если не получу мороженого, то убью себя.
— Что здесь происходит? — спросил папа. — Кого-то душат?
— Происходит то, — сказала мама, — что твой сын был очень груб и непослушен, и я его наказала. Сегодня он не получит мороженого.
— Ты очень правильно поступила, — сказал папа. — Замолчи, Николя! Ты и вправду стал невыносим в последнее время. Перестань реветь, тебе это не поможет. Надеюсь, это послужит тебе уроком.
Тогда я вышел
В сад с газетой вышел папа. Он посмотрел на меня и уселся в шезлонг. Время от времени он отрывался от газеты и поглядывал на меня. И вдруг сказал:
— Как все-таки жарко сегодня.
Но я не ответил. Тогда папа вздохнул и опять погрузился в чтение. Потом снова посмотрел на меня и сказал:
— Не сиди на солнце, Николя, иди в тень.
Я подобрал на дорожке камушек и бросил его в дерево, но промазал. Тогда я взял другой, кинул его и опять промазал.
— Ладно, — сказал папа. — Если хочешь дуться — мне все равно, но тебе это никак не поможет, мой мальчик. И хватит швыряться камнями!
Я выбросил все собранные камушки и палочкой помог муравьям донести ношу.
— Когда он приезжает, этот замечательный продавец мороженого? — спросил папа.
— В половине пятого, — ответил я.
Папа посмотрел на часы, вздохнул, взял газету, потом опустил ее и сказал:
— Почему ты такой грубый, Николя? Видишь, что потом происходит? Думаешь, нам с мамой приятно тебя наказывать?
Я заплакал и сказал, что это несправедливо, и я не хотел так говорить.
Папа встал с шезлонга, подошел ко мне, наклонился и сказал, что нужно быть мужчиной, а мужчины не плачут. Он вытер мне нос, погладил по голове и сказал:
— Послушай, Николя, я пойду поговорю с мамой. После этого попросишь у нее прощения и дашь слово, что больше никогда, никогда так делать не будешь.
— Да, еще бы! — обрадовался я.
Тогда папа — какой же он все-таки классный — зашел в дом, а я подумал, что выберу себе ванильно-фисташковое, потому что бело-зеленое — тоже красиво. И тут я услышал, как в доме кричат. Папа вернулся в сад весь красный, уселся в шезлонг, взял газету, а потом скомкал ее и бросил на землю. Посмотрел на меня и закричал:
— Оставь меня в покое со своим мороженым! Надо было слушаться. И хватит об этом! Понятно?
Тогда я снова заплакал, а из-за ограды высунулась большая голова месье Бледюра (это наш сосед).
— Что случилось? — спросил он.
— А, это ты! — закричал папа. — Тебя не спрашивают!
— Ну извини, конечно, — сказал месье Бледюр. — Может, и не спрашивают, но меня насторожили эти нечеловеческие вопли. А когда рядом с моим домом кого-то убивают, я имею право знать, что происходит, прежде чем позвонить в полицию.