Глупости зрелого возраста
Шрифт:
Неизвестно с какой стати, Ирина рассердилась.
— Какое отношение твои знания имеют к моей истории? — спросила ледяным тоном.
Туманцев, не чуя подвоха, повторил:
— Ну не ведут себя так в интеллигентных семьях. Ты все выдумала.
— Ответь мне на мой вопрос! — потребовала Ирина. — Какое отношение твои знания об интеллигентных семьях имеют к моей истории?
— Я знаю, что говорю.
— Повторяю, ответь мне, пожалуйста, на мой вопрос! Не на свой, а мой. Какое отношение твои знания об интеллигентных семьях имеют к моей истории?
Идиотскую фразу Ирина
Или взять другой случай. Затеяли, казалось бы, мирный разговор о литературе, а дело чуть не дошло до скандала.
— Рыкова — гений! — заявил Николай, обожавший романы прежде скандально известной журналистки, а ныне молодой писательницы.
— Мне она не нравится. — Ира полагала иначе. — По-моему она на редкость банальна.
— Какой слог, гиперболы…
— Она из серии — тринадцать на дюжину…
— Ее критикуют только злобные завистники, — Туманцев разозлился не на шутку.
В ответ Ира пожала плечами, как бы говоря: считай, как хочешь, я спорить не буду, не вижу смысла. Еле удерживая себя от крика, Николай сердито буркнул:
— Ты ничего не понимаешь! — Ему хотелось сказать другое: «Ты — дура!»
— Возможно, — парировала Ирина. — Но у меня есть мнение, и оно имеет право на существование, также как твое.
С этим сложно было не согласиться, и Туманцев сменил тему. Но забыть литературный диспут не мог долго. Он проиграл тот раунд, Ира выиграла и еще не раз пользовалась полученным преимуществом. К романам Рыковой она возвращалась не единожды, чем доводила Туманцева до исступления. Сам не зная почему, он болезненно остро воспринимал замечания в адрес молодой писательницы. Обнаружив его слабость, Ира препарировала чужое творчество с изощренным старанием. Николай бесился, кипел, причем не столько от обиды за Рыкову, сколько от беспомощности. Ира в спорах напоминала ледокол и перла к цели напролом, игнорируя колкие реплики с нарочитым спокойствием. Как Туманцев ни старался, задеть собеседницу ему не удавалось. На красивом лице не мелькало тени волнения, в голосе не звучало раздражение. Ровно уверенно без лишних эмоций Ира вычленяла в сумбурных возмущенных репликах слабые места и методично направляла туда свои ответы.
«Стерва», — подумал однажды Туманцев и в дальнейшем больше не менял мнения.
К сожалению, стервы — вид gomo sapiens малопригодный для дрессуры. План Туманцева трещал по швам. Ира не приручалась. Напротив, с каждым днем становилась холодней, безразличней, неуступчивей. Она практически не звонила сама, не старалась угодить ему в еде; не пыталась больше соблазнить. Она обостряла едва ли каждую ситуацию и создавала конфликты буквально на ровном месте.
— Ты умеешь делать пельмени? — спросил он как-то, перед тем как можно тоньше намекнув, что предпочитает натуральные продукты, а не суррогатное полуфабрикаты из супермаркетов.
— Умею, — ответила Ирина.
За признанием, по логике вещей, следовало возникнуть
Однако Ира не сделала следующий ход. Поэтому разрабатывать пельменную тему пришлось самостоятельно.
— Так может, завтра приготовишь?
Ирина отрицательно покачала головой:
— Нет. В половине восьмого утра я ухожу на работу, возвращаюсь к семи домой. У меня нет времени.
— Но мне так хочется чего-то вкусненького!
— Сходи в ресторан.
— Я люблю домашнюю еду.
Ира в ответ еще раз пожала плечами и промолчала. В других случаях, когда Туманцев начинал проявлять большую, чем следует настойчивость, она еще задавала вопрос:
— Почему я должна делать то, что не считаю нужным?
«Потому, что я так хочу», — мог бы сказать Николай. Но не говорил. Боялся, что аргумент не произведет должного впечатления. В прежние времена женщины всегда выполняли его желания. Он был мужчиной и умел заставить себя слушаться. Став импотентом, он и не понимал, как заставить считаться с собой эту амбициозную бабу.
Главной бедой было то, что Ира все более откровенно демонстрировала разочарование, когда он начинал прощаться, и явно готовилась к выяснению отношений.
— Почему ты все время от меня уходишь? — однажды это почти случилось.
— Я не могу. Вдруг Костя придет, — оправдания выглядели жалкими.
— Это неправильное решение, — своим молчанием Ира давала ему шанс. Но зачем мужчине шанс, которым невозможно воспользоваться?
«Она бросит меня», — истина повергла Туманцева в ужас. Его никогда не оставляли женщины. Изменяли — да, но чтобы в отставку да не по собственному желанию — такого с ним не случалось. И не случится, решил Николай, решив, пойти ва-банк.
— Помнишь, я тебе показывал проспект санатория в Закарпатье? — сказал, скрывая волнение, как можно более небрежным тоном. — Его владелец мой сосед по даче. Там очень красивые места, озера, лес. Поедешь со мной в эти выходные?
— Конечно, — Ира улыбнулась. Господи, как же ему нравилась ее улыбка.
— Вот и хорошо. Я позвоню завтра, и мы обо всем договоримся.
Это было во вторник вечером. Среда прошла в сомнениях. Еще можно было пойти на попятный, выдумать болезнь, командировку или другую уважительную причину. Туманцев тянулся к телефонной трубке, готовил убедительные фразы и опускал руку. Врать не хотелось. Он очень устал обманывать.
Спасение пришло, откуда не ждали. Позвонил сосед по даче, владелец санатория, который и позвал Туманцева поглядеть свою вотчину, предложил ехать на его машине. Все равно везу семейство, сказал, зачем тебе тратиться на бензин.
Действительно, тот час согласился Туманцев.
Зачем было тратиться на бензин и за собственный счет устраивать себе ауто-дафе, то бишь, публичное самосожжение, если появился приличный повод оттянуть развязку?
В среду Николай так и не позвонил Ире. В четверг встретил около метро, отвез домой. Ужин прошел, как обычно. А посиделки Туманцев смял, буквально через двадцать минут сослался на занятость и стал прощаться. Он был слишком напряжен и каждую минуту ожидал от Иры вопросов.