Глупости зрелого возраста
Шрифт:
— Знаем, мы ваши думанья, — буркнул Рубаняк.
— Что вы конкретно имеете в виду? У вас есть претензии к работе моего отдела? — тут же взвилась Ира.
— Причем тут ваш отдел? — Сева вскинул брови — это была его любимая гримаса — и полюбопытствовал иронично, — Мы сейчас говорим о бухгалтерии.
— Извините, — Ира смущенно улыбнулась.
— Продолжайте, Генрих Романович, — угрюмо бросил Рубаняк.
— Если есть необходимость сократить расходы, предлагаю отказаться от услуг фотографа, — продолжил главный бухгалтер.
…
Главный бухгалтер издательства — Генрих Романович Сологуб — тоже потенциальных
С Ирой Генрих как-то особенно неприветлив. Впрочем, у главбуха сложные отношения со всеми женщинами. После смерти жены он замкнулся и не очень жалует слабый пол. Всезнающая конторская молва в лице Марины Львовны утверждала: за два года после похорон у Сологуба не было ни одного романа.
Та же Марина Львовна доложила: Генрих раньше вел исключительно большие проекты. В издательстве он временно: приходит в себя после пережитой трагедии и ждет, когда Рязанов достроит завод, где Сологуба ждет место финансового директора.
С оглядкой ли на будущие подвиги, или в угоду нынешней депрессивной слабости, но в необъявленной войне между отделом продаж и директором, Генрих принял сторону Рубаняка. Так же, как главный редактор, Иван Ильин.
…
— Что вы на это скажете, Иван Павлович? — Рубаняк обратился к главному редактору.
— Можно, конечно, обойтись и без фотографа… — уныло протянул Ильин. Как всегда он готов был довольствоваться малым.
…
Ильин — младший из троицы. Ему 54 года. Он лысоват, вяловат, исполнителен. Женат, но живет с супругой раздельно. Неопределенность семейного положения лишает Ивана четких жизненных ориентиров. Он явно не прочь подцепить кого-то, но побаивается, что это станет известно жене и окончательно разрушит брак.
Иван сильно отличается от Севы и Генриха. Он человек совсем иной породы. Рубаняк всю жизнь в начальниках, на виду, привык и умеет подать себя. Генрих — не любитель демонстраций, себя на показ не выставляет, но цену себе знает и цена эта высокая. А у Ильина явно хронические проблемы с самооценкой. В непривычной для него роли руководителя — в главных редакторах Иван всего пару месяцев — комплексы только усугубились. Поэтому Иван скован и опасается делать резкие движения. Он так и сказал, отвел ее в сторонку и тихо признался: «Я бы поддержал вас, но против Севы не пойду. Извините».
…
— Вы сами, Иван Павлович, что предложите? — Рубаняк в своем репертуаре. Любит, когда подчиненные самостоятельно пилят сук, на котором сидят.
— Ничего, — буркнул Ильин. — Мы и так уже минимизировали все статьи бюджета.
…
«Если бы я могла, то кого из них выбрала?» — задала себе в сотый или тысячный раз Ира. И снова признала: «Никого. Это не мои люди».
Когда она пришла в издательство ситуация виделась несколько иной. Стоило узнать, что в конторе работает три холостяка всего на пару лет ее старше, как сердце от радости чуть не выпрыгнуло из груди. Это был шанс! Долгожданный шанс, о котором Ира так долго и настойчиво мечтала.
Редакционные кумушки доложили: все потенциальные женихи свободны. Даже Сева — самый бойкий из троицы — на сегодняшний день пребывал в одиночестве. Ира ликовала. Наконец-то судьба привела ее в нужное время и в нужное место.
О том, что у судьбы переменчивый нрав,
— Почему? — злилась Люба.
— Не могу же я на виду у всех приставать к мужикам, — призналась Ира.
— Пока ты выпендриваешься, нашего директора уведут, — подруга «болела» за Севу и оправданий не принимала. — Хватит ныть и разводить сиропы. Быстро подбивай клинья к Рубаняку или как там его. Он — самый лакомый кусок. Шевелись, а то так и останешься у разбитого корыта. Ты что не можешь поулыбаться немножко? Или устроить так, чтобы он подвез тебя домой?
— Не могу.
Ни о каких улыбках и совместных поездках с Севой не могло быть и речи. Рубаняк был симпатичный и по большому счету даже приятный мужик. Но они увлеклись, заигрались в войнушку и теперь волей-неволей превратились в противников.
— Ты сама же во всем виновата, — Изумлялась чужой несообразительности Люба. — Лезешь на рожон. Надо быть умнее, деликатнее, гибче.
Надо, соглашалась Ира, и по-прежнему задирала Севу. Ее безмерно бесили спесивые замашки директора и надменная снисходительность, с которой он обращался ко всем без исключения сотрудникам. К ней в том числе.
Впрочем, стоило признать: в своем высокомерии Сева был органичен. Глядя на ровную спину, важную походку, отточенные жесты Ира часто думала: «Конечно, ему хорошо, у него всегда были деньги и должности, он не прожил такую жизнь как я…». Ее недавно отстроенная самооценка не выдерживала сравнения с закаленной в карьерных боях, получившей давнее общественное признание, уверенностью в себе Севы. Разница потенциалов была существенной и больно била по самолюбию.
Ситуацию усугублял еще один момент. Никогда прежде Ире не доводилось работать в столь богатых интерьерах. На прежних местах в небольших и небогатых компаниях сотрудников не обременяли излишним комфортом. Поэтому высокие потолки, мраморные лестницы и дубовые панели месяца два казались ей чем-то запредельным. Сева же со своими барскими замашками прекрасно вписывался в «пошлую роскошь» и уже за это заслуживал отдельной классовой неприязни.
Странно с Дианой, у которой была своя фирма, шикарная квартира, три автомобиля, Ира почти не ощущала отличий в социальном положении. Динка была своя любимая, необходимая, ее деньги и их дружба существовали в разных измерениях и не мешали друг другу. С Рубаняком Ира никогда не забывала, что недавно, как чертик из табакерки выскочила «из грязи в князи», что в руководителях без году неделя, что …в общем в голову лезли разные глупости, так или иначе, утверждая понимание: она этому мужчине неровня.
— Конечно, неровня, — соглашалась Люба. — Ты, Ирка, позерша, работаешь на публику, а твой директор — настоящий кремень и таких, как ты на завтрак десятками лопает. Поэтому не воюй с ним, а кокетничай. Как ни мал шанс подцепить такого мужика, а попробовать стоит.
— Нет, Рубаняк — не мой фасончик. Я на его спесивую рожу даже смотреть не хочу.
— Тогда, сконцентрируйся на Сологубе, — командовала Люба. — Говорят, из вдовцов, получаются хорошие мужья. Во всяком случае, бухгалтер, судя по твоим рассказам, производит хорошее впечатление и кажется порядочным человеком. — Грустная история Генриха произвела на подругу впечатление.