Глянцевая женщина
Шрифт:
— Я рад знакомству и надеюсь на дальнейшее общение, — сказал изобретатель.
Они пожали друг другу руки, и понятые вышли за ворота.
— Куда теперь? — спросила актриса.
— В загс, — отвечал изобретатель.
— Сегодня воскресенье. И заявления не принимают. Только расписывают.
— Вы специально узнавали?
— Нет. Дошла путем логических размышлений.
— А говорили — логика хромает.
— Уже нет. Только жаль, что уроки логики я брала у Кровавой истории жизни.
— Что делать? На земле как на земле.
Два немолодых человека медленно пошли к остановке автобуса.
А
— Расследование закончено, — сказал Кронин и, помолчав, спросил: — Вы очень заняты?
— Да нет, — тихим голосом ответила Валентина. — Я вам нужна?
— Да. Очень.
— Вам что-то нужно уточнить?
— Необходимо.
— Хорошо. Я приду сейчас в прокуратуру.
— Нет-нет, просто спуститесь вниз. Я заеду за вами.
И он положил трубку.
Через четверть часа они встретились. Он усадил ее в машину, и они двинулись в путь. Валентина молча смотрела на дорогу. Они выехали за город, но и тогда девушка не произнесла ни слова. Кронин свернул к небольшому поселку и остановил «Жигули» у дачи своих родителей. Не снимая рук с руля и не глядя на Валентину, он медленно произнес:
— Вы хотя бы спросили, куда я вас везу. Нельзя же быть такой доверчивой!
Девушка помолчала и потом тихим голосом произнесла:
— Какая есть.
Они вышли из машины. Кронин взял Валентину за руку и повел на дачный участок, заросший кустами цветущих роз — белых и красных. Девушка шла, все больше замедляя шаг, и на лице ее появлялось такое выражение, какое бывает у робкого ребенка, которому преподнесли волшебную игрушку, а он не верит своим глазам и даже руку к ней протянуть не смеет. Она остановилась на посыпанной желтым песком дорожке и огляделась. Розы были кругом. И все цвели! Кусты были усыпаны бутонами! И теплый летний воздух был пропитан ароматом роз. Райский сад, освещенный закатным солнцем и наполненный пением птиц… Кронин смотрел на девушку и улыбался. Из дома вышла мать и направилась к ним.
— Здравствуйте, милая, — сказала она ласково.
— Здравствуйте, — еле слышно пролепетала Валентина.
— Знакомься, мама, — сказал Кронин.
— Я — Валентина, — едва заметно улыбнулась девушка.
— А я — мама.
Мать сорвала белую розу и протянула ее гостье.
— Это — Белая Роза, — произнесла она значительно. И было непонятно, о ком это — о цветке или, быть может, о самой девушке, так похожей на этот только распустившийся бутон.
Трагедия в театре драмы
На сбор труппы все, как обычно, явились разряженные, что называется, в пух и прах. Нивея Пунина — народная артистка — прикрыла свои телеса чем-то ярким, напоминающим лошадиную попону до самых пят; Тучкова — ее младшая подружка — уже заслуженная, но еще не народная и тоже начинающая заметно полнеть, была в брючном костюме, скрывавшем тонкие ноги. Все дамы что-то прикрывали, а что-то выставляли напоказ, весьма
«Вот паноптикум!» — подумала Инга, незаметно оглядывая зал.
Актеры рассаживались на зрительских местах, громко приветствуя друг друга, делая комплименты в надежде получить их и в свой адрес. Все это выглядело ненатурально и немного по-детски. Инга приехала в Зарубинск позавчера. Ее устроила в этот театр знакомая критикесса из Москвы. Вначале Инга не хотела — театр не областной, а городской, труппа, конечно, слабенькая, но зато городишко совсем рядом с Москвой, так что в качестве трамплина сгодится. Инге шел двадцать восьмой год, критикесса сказала, что героинь ее возраста в этом театре не имеется.
— Будешь вне конкуренции, — добавила она, а через годик я тебя пристрою в какой-нибудь из столичных храмов искусства.
И вот Инга на своем первом в этом театре сборе труппы, обязательном после отпускного периода. Переговоры с главным режиссером и директором прошли успешно, теперь ей предстояло познакомиться с коллегами по цеху. Она ощущала на себе любопытные взгляды, однако к этому была готова. Дело даже не в том, что она новенькая в труппе. Инга Дроздова, ко всему прочему, еще и маленькая кинозвездочка — снялась в сериале о судьбе провинциалов, приехавших покорять столицу. Роль у нее была второго плана, но заметная, так что ее запомнили. Сейчас, наверное, новые коллеги задаются вопросом — а почему эта столичная штучка не осталась в Москве? Инге очень хотелось остаться. Но расклад оказался не в ее пользу. Лучше и не вспоминать.
Она стала следить за действиями оператора местного телевидения, который, войдя в зал с аппаратурой, сразу же развернул бурную деятельность — сновал туда-сюда со своей камерой, отдавал распоряжения парнишке, своему помощнику, и явно старался привлечь к себе внимание.
В зрительном зале стоял легкий гул — актеры живо обсуждали прошедший отпуск, делились впечатлениями, но в этом общем шуме Инга вдруг отчетливо различила шепот двух голосов. Шептались прямо позади нее. Двое мужчин на чем свет стоит крыли главного режиссера. В этом театре главрежем была женщина — Мира Степановна Завьялова, женщина властная и даже деспотичная. В среде российских режиссеров-мужчин ее называли конем с яйцами, а кое-кто даже и быком с первичными женскими половыми признаками. Инге об этом, хохоча, рассказала все та же знакомая критикесса. Но самой Инге было не до смеха — как бы то ни было, а ей надо продержаться в зарубинском театре хотя бы сезон. Кстати, при первом знакомстве Мира Степановна произвела на нее довольно приятное впечатление — улыбалась, разглядывая молодую актрису, на вопрос, не прочесть ли какой-нибудь монолог, например, Катерины из «Грозы», торопливо ответила:
— Что вы, что вы, не надо, моя дорогая. Я и так все вижу. Вы мне будете очень нужны. — И добавила: — Если, конечно, все пойдет так, как я думаю.
До сих пор Инга ломала голову над этой загадочной фразой. Что она означает? Если Инга не будет строптивой и амбициозной? Или же от нее потребуются еще какие-то неведомые качества? А может, и услуги? Что ж, поживем — увидим.
Шепот позади стал еще злее и напряженнее.
— Веришь ли, — говорил один, — я бы всю зарплату отдал, нанял бы киллера, чтобы угрохать эту суку!..