Глянцевая женщина

Павленко Людмила Георгиевна

— У меня нет подельников! — вскричала Инга.

— Ну вот… Вы видите — перед нами истеричная особа с дурным характером и не менее дурными наклонностями, — апеллируя к залу, проговорила Мира Степановна.

— Да вы все сговорились! — Инга едва не плакала. — Я не знаю, что здесь происходит, я ничего не понимаю… Это какой-то бред! Я в этом городе одна, я никого не знаю здесь… Я приехала, чтобы работать, и больше мне не нужно ничего! — Она в упор взглянула на Миру Степановну: — Сначала вы, как сводня, знакомите меня с этим похотливым карликом, начальником комитета по культуре, а когда я даю ему понять, что не на ту нарвался, вы обвиняете меня в убийстве! И вы руководите театром! Ведь

вы по должности обязаны «сеять разумное, доброе, вечное», а вы… Да вам впору не в театре служить, а быть содержательницей публичного дома!

— Что-о?! — взревела густым басом Мира Степановна. — Вон отсюда, пигалица! Я тебя засажу за решетку, мразь!

— Сама мразь! — сквозь рыдания выкрикнула Инга и бросилась вон из зала.

— Ах ты, дрянь! — бушевала Мира Степановна. — Ах ты, мерзавка, маленькая сволочь! Я пожалела ее, взяла в театр букашку мелкую, а она мне накакала, как большой слон! И вот такие особы еще и о больших ролях мечтают! Анну Каренину им подавай… Больше ни с кем миндальничать не собираюсь! — заключила она. — Кто не с нами — тот против нас! Или мы все живем одной семьей…

— Под одним одеялом, — негромко произнесла Лариса Родионовна.

Сидевшие с ней рядом Стасик и Валерий Аверьянович непроизвольно фыркнули, сдерживая смех.

— Что-о? — повернула к ним разгневанное, все в красных пятнах, лицо руководительница.

Стасик тотчас же с невинным видом развел руками и пожал плечами — дескать, а ничего, вам показалось.

— Так вот, я повторяю для глухих и очень глупых: кто не с нами, тот против нас. И кара будет незамедлительной и беспощадной!

Мира Степановна решительно повернулась и, громко топая стоптанными каблуками, пошла прочь. Вслед за ней кинулся Аристархов.

— Ну чего тебе, Аркадий Серафимович? — спросила зла через плечо Мира Степановна. — Не до тебя, отстану пожалуйста.

— А я по делу, — не сдавался Аристархов, — мысль у меня имеется отличная. Вы ведь прогоните девчонку?

— Разумеется! — вновь взорвалась Мира Степановна.

— А не советую.

— Ты что?!

Мира Степановна на полном ходу затормозила и в недоумении посмотрела на завтруппой.

— Поясню. Нам — поверьте мне — просто невыгодно прогнать ее сейчас. Ведь следствие в самом разгаре. Если она сейчас уедет — а подписку о невыезде с нее никто не брал, — стало быть, дело так и канет в Лету. И преступник не будет наказан. А не лучше ли нам подождать? Сейчас против нее улик немного. А точнее, совсем нет. Так, фантазии только одни. Но если девушка имеет криминальные наклонности, она не остановится на одном убийстве. И вот тут-то ее и прищучат. Нет-нет, вы не подумайте, что я пророчу новые убийства. Надеюсь, мы предотвратим их. Мы за ней будем наблюдать. Найдем верных людей и установим слежку.

— А ведь ты прав, мой херувим, — проговорила медленно, с раздумьем, Мира Степановна, — ну до чего ж ты умный у меня!

— Стараюсь, — подобострастно улыбнулся тот и спросил безо всякого перехода: — А что-то я не вижу второй день Захара Ильича, не захворал ли?

— Именно захворал, — коротко ответила главный режиссер и быстро пошла прочь.

— Хотя вчера он вроде промелькнул…

— Где? Когда? — оглянулась Мира Степановна. — Не было здесь его вчера. У него от жары подскочило давление. Я на дачу его отвезла. Пусть свежим воздухом подышит.

Муж главного режиссера зарубинского театра был актером, что само по себе не являлось сенсацией. Все главные режиссеры женятся на актрисах. Ну а коль скоро в Зарубинске главный режиссер — женщина, то почему бы и ей не следовать примеру коллег-мужчин? Вот и она «женилась» на актере. Ее супруг — Захар Ильич Чулков — так прямо всем и говорил:

«Я вышел замуж за Миру Степановну и не скрываю этого». Мира Степановна при этом улыбалась довольной улыбкой. Муж был покладистым, услужливым и очень хозяйственным субъектом — сам готовил и даже умел квасить капусту, чем очень гордился. К своей супруге относился с величайшим почтением. Да это и понятно — он был всего лишь штукатуром-маляром, когда встретил на своем жизненном пути эту властную женщину, руководившую театром. И мечта стать артистом овладела им всецело и полностью. Из всей ремонтной бригады, занимавшейся отделкой зрительного зала, он единственный оставался на репетиции и был замечен режиссером и принят в труппу, во вспомогательный состав. Конфеты и цветы довершили начатое и привели к желаемому результату — Мира Степановна «женилась» на юном даровании. Захар Ильич был моложе ее лет на десять, но других желающих стать ее мужем не находилось — Мира Степановна была нехороша собой, так что брак заключили к обоюдной выгоде. Лет через пять после женитьбы Мира Степановна присвоила супругу звание заслуженного. Карьера стоила бывшему штукатуру очень дорого. Жизнь с нелюбимой и крайне деспотичной женщиной привела его к регулярным запоям. Вот и теперь — он не явился даже на сбор труппы.

«Должно быть, мне показалось, что я видел его мельком» — так думал заведующий труппой, расставшись с главным режиссером. На губах его все еще блуждала подобострастная улыбка, когда он шагал по внутреннему дворику театра, направляясь к артистке Дроздовой.

Как он к думал, Инга собирала чемоданы.

— Инга Савельевна, не торопитесь, я прошу вас!

— Чего мне ждать? — глотала слезы Инга. — Чтобы она меня в тюрягу засадила?! У нее связи, а я что? Букашка. Я никто перед ней. Никто, ничто и звать никак. Она меня проглотит — и не подавится. Вы понимаете?

Инга бросила пластиковый пакет с одеждой на старый диванчик и вскричала:

— Я жить хочу! А здесь я сдохну! Она сожрет меня! Она из вас изо всех уже кровь выпила, ходите туг, как привидения бесплотные, улыбаетесь по-дурацки… Даже не замечаете, во что вы превратились рядом с этой вампиршей. А вот я не хочу! Не хочу и не буду! И не надо меня уговаривать, я не останусь!

— Молодо-зелено, — улыбнулся Аркадий Серафимович, — вечно вы, молодые, рубите сплеча. Вы хотя бы выслушайте мои аргументы.

— Ну, — не очень-то любезно разрешила Инга и с раздражением плюхнулась на диван.

Аркадий Серафимович присел на стульчик и, ласково глядя ей в глаза, заговорил:

— Разве вы не хотите, чтобы нашли убийцу? Вот вы уедете, устроитесь в другой театр, а на душе будут кошки скрести — в Зарубинске-то считают убийцей вас! Они еще и анонимку настрочат вашему новому руководству, всю карьеру загубят вам.

— О Господи, да что же здесь за люди? — вздохнула Инга.

— Театр, — развел руками завтруппой, — сами же говорили, что мистическое заведение. Так что уж лучше вам здесь пробыть до конца следствия. Бояться вам нечего — улик против вас нет, одни голословные заявления. Покушаться на вашу свободу никто не собирается.

— Она же выгонит меня приказом. По статье!

— Это я на себя беру. Не выгонит. Еще и роль даст. Вот увидите.

— А почему я должна верить вам? — спросила Инга. — Каков ваш интерес в этом деле?

— Я проработал здесь всю жизнь. И я хочу, чтобы театр стал таким, как прежде, до прихода сюда Завьяловой. Я хочу, чтобы здесь было творчество, а не интриги и не склоки. И уж тем паче не убийство.

— Предположим. Ну а зачем, скажите, в таком случае вам нужна я? Не одна же забота о моем имидже заставляет вас просить меня остаться здесь?