Гнев Бога
Шрифт:
– Нет, Ливия, я не имею права даже помышлять об этом, когда есть более достойный, чем я!
– Ты имеешь в виду Агриппу Постума?
– Да.
Ливия с презрением посмотрела на сына и властно сказала:
– Август умер и никогда не вернётся в этот мир.
– А если боги оживят его…
– Прекрати! Нам нужно, как можно быстрей отправить Постума вслед за отцом.
Тиберий испуганно глянул в сторону Августа и замер в ожидании саркастического смеха принцепса. Ливия, меж тем, сжимая перед собой руки, начала торопливо ходить по комнате, а её слова звучали, как
– Сенаторы пока растеряны, но пройдёт время, и они вспомнят о Постуме. Ты должен их опередить.
– Но что я должен сделать?
– Немедленно убить мальчишку!
– Но как это сделать?
– Пошли к нему того человека, которому ты веришь.
– У меня нет такого человека.
– А этот трибун, который прибыл из Германии…
– Понтий Пилат.
– Да…Он мне показался туповатым служакой. Пошли его.
Тиберий помчался было к выходу, но Ливия остановила его нетерпеливым жестом руки.
– С этой минуты постарайся быть среди сенаторов. И не играй пальцами! Это всех раздражает. Будь мягким, покладистым. Предложат власть – не отказывайся, но и не принимай ей. Убеди всех, что ты не созрел для неё. Этим ты успокоишь врагов, которые будут ждать от тебя стремления к власти. Помни: за что был убит первый Цезарь и как умно правил твой отец Август.
Сказав это, Ливия стремительно ушла к столу и, взяв из стопки два пергаментных листа, быстро заполнила их кисточкой. На один она положила комок расплавленного на светильнике воска, придавила его массивной печатью Цезаря.
– Этот документ я написала от имени Цезаря. Дашь прочесть его Понтию Пилату. И уничтожь его. А этот я направлю в храм Весты, чтобы жрицы вернули мне завещание супруга. Ты объявишь о смерти отца только после того, как будет убит Постум. Он твоя смерть.
Глава восьмая
Отцы-сенаторы, два консула, цензор перешли в храм Марса, в котором они начали обсуждать: сколько и где взять денег для финансирования новой и, возможно, затяжной войны с германскими племенами. Все уже знали, что Август тяжело болен, и едва народный трибун Тиберий, как четвёртая «ветвь» власти, вступил с опущенной головой в храм, тотчас к нему стали подходить сенаторы с изъявлением дружбы и сочувствия. Кто-то предложил полководцу занять место председателя собрания Правительства, учитывая, что он был народным трибуном, однако Тиберий, перемежая свои слова тяжёлыми вздохами, наотрез отказался и сел сбоку в зале. Его сопровождали «друзья», число которых с каждой минутой быстро увеличивалось. Он замер на лавке, то и дело, бросая взгляд на песочные часы и ожидая появления Понтия Пилата. Когда же юный военный трибун вошёл в зал, счастливый тем, что он выполнил приказ будущего Цезаря и, бесцеремонно расталкивая сенаторов, приблизился к полководцу, и громко объявил: «Тиберий, я исполнил твой приказ!» в этот момент шум в зале вдруг затих. И фраза Пилата прозвучала в тишине. Она была услышана всеми, кто находился в курии. Тиберий задрожал от страха, что всё открылось и ему придётся держать ответ перед врагами, которые ненавидели его.
Сенаторы ждали ответ Тиберия. Он медленно поднялся со скамьи и, лихорадочно подыскивая слова, спокойным взором
– У меня нет тайн от Правительства и от тебя, Гортензий. Я всегда чист перед вами, поэтому я с позволения Правительства спрашиваю Понтия Пилата: какой приказ я тебе дал. Отвечай!
– Ты, Тиберий, послал меня в сады Мецената…
Полководец нахмурился и, сжав кулаки, шагнул к растерянному офицеру.
– Я послал тебя в сады Мецената? Говори же дальше! Хотя видят боги, я никогда не имел беседы с этим человеком.
Гортензий стремительно пробивался сквозь растерянную толпу. Он уже всё понял. Тиберий следил за ним боковым зрением. И, стараясь, как можно быстрей закончить допрос, а потом выслать под охраной Понтия Пилата вон, чтобы не допустить Гортензия до трибуна, схватил юношу за плечи и сильно тряхнул.
– Отвечай!
– Ты послал меня убить Постума.
– И ты убил его?
– Да, Тиберий, – с удовольствием ответил Понтий.
Полководец сильным движением толкнул военного трибуна в сторону своих ликторов и с искренним негодованием, веря своим словам, с яростью сказал:
– Ложь! Я не давал такого приказа. Отведите его в Мамертирнскую тюрьму. И пускай он под пыткой, под огнём назовёт имя того, кто заставил этого негодяя убить сына Цезаря и моего любимого брата!
Ликторы подхватили Понтия Пилата, который безумными глазами смотрел на Тиберия, и вывели вон из храма. За ними немедленно вышел и сам полководец и бросился к Ливии. Ему нужны были советы матери.
В зале раздался возмущённый шум голосов: никто не поверил словам Тиберия. Гортензий, изрыгая проклятья, наконец, пробился к выходу, но тут на его пути встал Меценат.
– Остановись, Гортензий. Что ты придумал?
– Я убью его так же, как он убил Постума!
– Безумец, посмотри: он увёл с собой всех преторианцев. Пока мы здесь болтали, Ливия подкупила их. И теперь его не достать. Тиберий загородится преторианцами, как частоколом.
– Всё равно. Я иду к Цезарю и всё расскажу ему.
Гортензий вырвался из рук приятеля и выскочил на улицу. А Меценат с меланхолической улыбкой обернулся к подростку-клиенту:
– Ну, вот, мой маленький Иуда, ты увидел начало спектакля под названием «Как человек становится Цезарем».
– Но ведь Август ещё жив?
– Думаю, что он уже отравлен. Впрочем, мы сейчас узнаем правду.
Они вышли на лестницу храма. Но Меценат не спешил. Он вдохнул воздух и начал нарочито зевать, поглядывать по сторонам. Мальчик стоял рядом и с укором смотрел на патрона.
– Ты что-то хочешь сказать мне, Иуда?
– Ну, конечно. Кого ты решил поддерживать: Гортензия или Тиберия?
– Я принимаю сторону сильного.
– Значит, Тиберия. А я люблю Гортензия. Он честный.
– Но и я, мой маленький, благородный Иуда, люблю честных людей, однако в мире всегда торжествует зло. Потому что оно коварное, двуликое, мускулистое. Оно заставляет людей уважать себя, так как люди боятся его. А то, что они не боятся….например: добро…и не уважают, зато всегда любят пользоваться им.