Гнев единорога
Шрифт:
Ливень ледяными струями хлестал принца по лицу и плечам, кривыми дорожками растекался по резьбе светлой, сияющей без солнца брони. Он все еще не верил, что драконша повержена чудовищным монстром – исполинским зомби, рассыпавшимся в прах возле бьющейся в предсмертной агонии жертвы.
Тианар не в силах был осознать произошедшее. Такого просто не могло быть! Кто и как сумел поднять адскую тварь?
Взяв себя в руки, эльф закружился на месте, как пес, берущий след, пытаясь немедленно отыскать признаки любого магического присутствия.
Замер, выдохнул, снова вдохнул, «закрываясь» от внешнего шума. Нижний
Похоже, что поднявший ужасного зверя чудо-маг скрылся, используя заклинание сбрасываемой тени. Этот обманный заговор перекидывает магический след на любой живой объект, и определить, кто действительно колдовал, становится невозможно…
Озлобленный Тианар нервно зарычал и, подняв с земли камень, метко швырнул его в голову девушки, сбив ее с перепуганной лошади. Девичье тело глухо шлепнулось в грязь.
«Нарбелия разберется, что за чародей тут поработал» – думал эльф, вспоминая, как ловко королевская дочь копалась в памяти некоторых пленников, выискивая сведения, которые не могли извлечь опытные маги и даже палачи-экзекуторы. «Никакое магическое действо не проходит полностью бесследно: если на девку наложили заклятие, частицы силы чародея останутся на ней, и рано или поздно мы его найдем!» – размышлял Тианар.
Он отогнал шального коня и грубо закинул на плечо безжизненное тело девушки. Нужно было уходить. Воспользовавшись заклинанием переноса, принц открыл прямо в воздухе черный, исходящий густым непроглядным дымом проход и шагнул в него, бросая своих союзников-рыцарей на произвол судьбы. Черный мертвец, одолевший добрую половину тех, кто рискнул выйти против него в степи, тоже удалился восвояси. Королевские воины, приведенные в смятение гибелью Эльгины и отсутствием эльфа-командира, оставив убитых и раненых на милость гоблинов, пустились наутек. Их никто не преследовал.
Обрадованные отступлением врага, гоблины принялись тушить пожар и вытаскивать соплеменников из-под завалов. Женщины, не в силах более отсиживаться и бездействовать, поспешили на помощь мужьям, сыновьям и братьям.
Ужасом и болью наполнились сердца жителей Гиеньей Гривы, когда они увидели, что сталось с их домом. Словно в кошмарном сне, гоблины искали своих родных среди раненых и убитых.
Нанга метался по деревне в поисках сестры, которая, к великой радости, оказалась жива, хоть и ранена. Айша, придерживаясь за гриву шагающего рядом Таксы, спешила навстречу семье. Тама, вся в слезах, звала Ташу, но принцессы нигде не было. Голос пастушки, охрипший и тихий, был едва слышен. Спотыкаясь и увязая в потоках черной грязи, Тама заглядывала в обугленные развалины жилищ. Под одним из завалов она обнаружила Ришту. Девушка помогла гоблину выбраться и, подставив раненому слабое плечо, довела до главной площади, на которой теперь собрались все жители деревни. Все, кто еще мог стоять на ногах, принялись за работу, а ее хватало: перевязать раненых, похоронить убитых,
Айша, Тама, Нанга и Ришта наконец встретились. Они были рады найти друг друга живыми, но сердца их омрачало то, что никто из друзей не видел и следа принцессы. Среди мертвых Ташу не нашли, но и среди живых ее не оказалось. Кто знает, что сталось с ней в минувшем побоище. Может, сгорела живьем, а может, попала на зуб дракону…
Тама плакала навзрыд, уткнувшись лицом в колени и онемевшими пальцами сжав руку Айши. Нанга корил себя за то, что отпустил принцессу в деревню из убежища, а Ришта молчал, лишь злой и горестный металлический блеск в обычно веселых глазах отражал его истинные чувства.
Весть о нападении Короля с союзниками на мирную деревню разнеслась по окрестностям, и множество гоблинских отрядов, воодушевленных и разгневанных произошедшей битвой, решили примкнуть к северной армии. В Гиеньей Гриве, несмотря на потери и разрушения, бурлила жизнь. Ежедневная тяжелая работа сплотила оставшихся жителей, заставив их на время забыть о случившейся беде. Кости волчицы Луначары рассыпались по степи, и никто больше не смог отыскать их. Вместе с исчезнувшим храмом пропал и старый шаман. Как ни пытались гоблины найти его, чтобы хоть что-то узнать о том, как поднялась мертвая волчица, все было тщетно…
Слухи о битве, грянувшей в Гиеньей Гриве, быстро долетели до лагеря северных. Озадаченный и расстроенный собственной неосведомленностью, принц Алан Кадара-Риго в спешке собрал генералов. Не обошлось и без некроманта, который был удивлен не меньше остальных.
Ожидаемая диверсионная вылазка врага обернулась бойней, которая окончилась весьма неожиданно для всех участвующих сторон. Главной тайной для принца оставалась истинная причина нападения Короля на маленькую деревню, не имеющую, казалось бы, никакого стратегического значения.
Надуманная версия с уничтожением святыни потеряла всякую убедительность. Между тем, генералы выражали крайнюю обеспокоенность присутствием в рядах противника драконов Гильдии. Ведь одно дело – номинальный военный союз с туманными обещаниями помогать друг другу в случаях нежданного форс-мажора, и совсем другое – два дракона, сражающихся плечом к плечу с рыцарями и эльфами.
Для некроманта тоже нашлась своя загадка – поднятая волчица. Кто и как смог провернуть подобное, как догадался, как решился на такое? Чтобы не уподобляться ярмарочной гадалке, а во всем разобраться, Ану с несколькими северными военачальниками направился к гоблинам.
Прибыв в деревню, они сильно удивились. Гиенья Грива была почти полностью сожжена и разгромлена. Черные от копоти остатки жилищ в большинстве своем не подлежали восстановлению. Число убитых и раненых в разы превосходило количество уцелевших. Но, как ни странно, гоблины не отчаивались. Словно разоренный детьми муравейник, деревня медленно и основательно возрождалась из пепла.
От вида убитой драконши содрогнулся даже привыкший к трупам Ану. Ужасная пасть, ощеренная в надменной улыбке, до сих пор внушала ужас. Между клыков застряли обугленные кости тех, кому не повезло попасть на зуб великой Эльгине. Страшные когти в агонии рванули землю так, что мощный пласт почвы и дерна загнулся застывшей травяной волной.