Гнев Шибальбы
Шрифт:
Я даже не попыталась сделать вид, что понимаю мексиканскую систему присваивания имен, но общую идею я уловила: чем длиннее имя, тем выше статус. Такое имя должно было поставить донью Хосефину на уровень королей, возможно, даже божества. Было очевидно, что ей ни к чему знать, как пользоваться телефоном.
— Она носит мантилью? — спросила я.
— Всегда.
Иза улыбнулась.
Я отправилась в «Кафе Эскобар». Я не знала, появится там Алехандро или нет.
Кафе было самым обычным, сплошная «формайка» [9] и то, что мой сосед Алекс называет утилем, — свисающие
9
Фирменное название прочного жаростойкого пластика одноименной компании; часто используется для покрытия кухонной мебели.
10
Диего Мария Ривера (1886–1957) — мексиканский живописец, художник-монументалист и график.
Ожидая Алехандро, я старалась успокоиться. Я с утра ничего не ела, время было уже давно за полдень, и это только усугубляло мое состояние. Я выпила несколько чашек очень крепкого черного кофе, и от кофеина, а также адреналина и тревоги, вызванных событиями этого дня, голова шла кругом.
Я заказала цыпленка килакилес —блюдо, состоящее из тарелки тортилий, мелко нарезанного мяса цыпленка, томатов, перца чили, сливок и сыра. Вместо напитка я заказала пиво «Dos XX». Если Алехандро не появится, то хоть пообедаю. Я села на скамейку у стены, мысленно представляя, как начать разговор.
Алехандро все-таки появился. Наглый и самоуверенный.
Он скользнул в мой закуток, сел напротив и быстро заказал себе пиво. Его явно хорошо здесь знали: он даже не назвал сорт.
— Ты хотела о чем-то со мной поговорить?
Алехандро улыбнулся.
Весьма самоуверенный молодой человек. Мне пришлось напомнить себе, что я его вдвое старше.
— Да, хотела, Алехандро. Об ограблении. В том баре. Об ограблении, случайной свидетельницей которого я стала.
Выражение его лица не изменилось.
— Я не только стала свидетельницей, — продолжала я, — но и оказалась вовлечена в это преступление.
— Вовлечена?
Казалось, он удивился.
— Да. И по многим пунктам. Полиция полагает, что у меня есть информация, которая приведет их к преступнику.
Теперь мне показалось, что до него начинает доходить суть нашего разговора, судя по тому, как он принялся нервно вертеть подставку под пивную кружку.
— Я действительно могла бы, если бы захотела, навести их на одного из преступников. По иронии судьбы это не тот человек, которого они разыскивают.
— Не уверен, что понимаю, о чем ты, — сказал Алехандро, но теперь он выглядел не так безмятежно, как прежде.
— Между прочим, полиция подозревает доктора Кастильо в том, что он стал вдохновителем всего случившегося. И теперь этот грубиян, майор Мартинес, его ищет.
Слабая вспышка эмоций, возможно опасения, скользнула по лицу Алехандро.
— Даже представить не могу, почему они так решили, — только и сказал он. Но я заставила его понервничать.
— Расскажи мне, кто эти «Дети Говорящего Креста»? — спросила я.
— Понятия не имею, —
— Нет, думаю, имеешь. Зачем этим людям, кем бы они ни были, красть именно Ицамну?
— Возможно, по каким-нибудь политическим соображениям, которых тебе не понять, — медленно произнес он.
— Или, возможно, это просто компания юных хулиганов, бунтующих против своих родителей и творящих безобразия, впутывая невинных людей!
Он странно посмотрел на меня, бросил несколько монет на стол за пиво и торопливо вышел из ресторана.
«Так, замечательно! — сказала я себе. — Он знает все, что знаешь ты, а ты знаешь не более того, что знала раньше. И он никогда тебе ничего не расскажет, потому что теперь убежден в том, что ты — мерзкая старая корова!»
Я расплатилась за еду и поймала такси до музея. Я попросила водителя остановиться в квартале от места назначения и оставшийся путь прошла пешком.
Заплатив за вход, я несколько минут делала вид, что осматриваю экспозицию, а затем, как и днем ранее, я проскользнула в дверь на последнем этаже с табличкой «Проибидо энтрар», тихо вошла в кабинет дона Эрнана, заперев за собой дверь. Мне не хотелось, чтобы меня кто-нибудь увидел, и уж совсем не хотелось, чтобы меня застукал здесь майор Мартинес.
Несмотря на то что дон Эрнан давно разменял пенсионный возраст, музейное руководство позволило ему устроить в музее небольшой кабинет в знак признательности за его вклад в изучение майя вообще и в частности, за его щедрость по отношению к музею. Многие из экспонатов на этажах под кабинетом появились благодаря его пожертвованиям.
Комната не слишком походила на кабинет и представляла собой темное маленькое помещение в конце длинного коридора на последнем этаже. Там до сих пор пахло сигарами, которыми он себя баловал, и я тихонько на пару дюймов приоткрыла окно, чтобы впустить немного свежего воздуха.
В комнате было не особенно светло, отчасти из-за пасмурной погоды, но я боялась включать настольную лампу. Я подумала, что из коридора свет лампы может оказаться заметен.
Мое лицо горело от стыда при одной только мысли, что меня найдут здесь, когда я буду обыскивать кабинет. Что я скажу? Я задумалась. Скажу, что доктор Кастильо послал меня что-то взять? И что именно? Действительно, если задуматься, что, черт возьми, я здесь делаю? Хочу найти карту, на которой указано его точное местонахождение? Я почувствовала приступ раздражения. Дон Эрнан сказал, что собирается уехать из города и позвонит по возвращении. Он все время так поступал, по крайней мере так было всегда. Возможно у него все в порядке, а я занимаюсь глупостями.
Но я находилась в его кабинете, обуреваемая тревогой за пожилого человека. Я уже совершила преступление, пусть и незначительное, проникнув в кабинет без разрешения, так что нужно идти дальше, решила я.
Я огляделась. Комната была такой же, какой я ее помнила: повсюду масса книг и бумаг, на столе рассыпаны керамические черепки. Будет сложно найти что-либо в этом беспорядке, но мне очень быстро удалось обнаружить логичный исходный пункт своего расследования — дневник дона Эрнана.
У окна был удобный уступ, ведущий, как это часто встречается в архитектуре старых зданий, к пожарной площадке. После короткого размышления на тему, какой идиот додумался устроить пожарную площадку за пределами запертой комнаты, я начала просматривать записи в дневнике, сделанные похожим на паутинку почерком дона Эрнана.