Гнев Тиамат

Кори Джеймс С. А.

Это была иллюзия, но иллюзия мощная.

– Штука в том, что поганцы обрушились, как лавина, а? – говорил сидевший напротив нее мужчина. Как инженер связи он работал на независимые кооперативы, собиравшие сеть направленных лучей – трансляторы и релейные станции – в не исследованных еще глубинах системы Оберон. Назвался он Боуном, но Наоми почти не сомневалась, что это имя он сам себе выбрал. – Непреодолимая сила – Лакония. Неудержимая. Ну да, так и есть. Но из реки можно выцедить дерьмо, и не меняя ее течения.

– Не знаю… – проронила Наоми.

Если он и услышал, то не подал виду. На некоторых от нервов нападает красноречие.

– Они –

одна система, и не такая уж многолюдная. Им ничего не остается, как полагаться на нас, местных ублюдков. А Лакония… – Он захихикал. – Лакония еще не обзавелась веселенькими коррупционными традициями. Они такого не ждут и не знают, что делать, когда столкнутся. Разве что давать «показательный урок», который еще больше взбесит близких.

– Дай им время, – сказала Наоми, – научатся. Если мы позволим.

Боун усмехнулся. Его верхний левый клык был расписан под камень. Мода не знает угомона. Если возраст чем и радовал Наоми, так тем, что избавлял хоть от этих забот. Она улыбнулась в ответ.

Общественный парк служил еще одним признаком богатства и процветания Оберона. Дизайнеры лунной базы предусмотрели на ней общие помещения и открытые пространства. Купол располагался под поверхностью спутника, но световые панели создавали эффект вольного простора – как на Титане. Дети скакали, пользуясь пониженной гравитацией, перепрыгивали с перекладины на перекладину лазалки, поднимавшейся чуть ли не на полвысоты «Роси». При полной силе тяжести случайное падение с такой было бы смертельным. Здесь они рисковали разве что набить синяки.

Тонкий фонтанчик рядом наполнял воздух белым шумом: крошечные капельки, слетая с потолка, постукивали по наклонной пластине и медленно стекали в бассейн с рыбками. Красиво. Наоми чувствовала себя здесь чужой.

– Релейные станции, – повторила она, возвращаясь к насущной теме.

– Да-да-да, – заспешил Боун. – Все идет по вашему плану. Сеть бутылок уже задействована. Тут что приятно? Дешево. Пропихнуть кое-что сквозь замочную скважину сумеет любой корабль Союза, расположенный вблизи врат. – Боун изящным движением танцора изобразил, будто проталкивает что-то в щель, и прищелкнул пальцами. – Вы оглянуться не успеете, как будем обмениваться свежими сплетнями.

– В первую очередь Сол и Бара Гаон.

– Туда бутылки уже отправлены. Они в курсе, что мы есть и чем занимаемся. Известие будет распространяться.

– А Лакония?

Боун пожал плечами.

– Надо думать, устанавливают новые трансляторы, но мы такого еще не получили, хотя деньги у Оберона есть. Так что…

Значит, они должны быть первыми в очереди. Может, другие ячейки подполья и протолкнулись вперед. Связь через бутылки медлительна в сравнении с привычными всем световыми скоростями передачи, зато ее трудно нарушить. Трансляторы у врат представляли собой неподвижные или почти неподвижные цели. Их легко определить и легко уничтожить. Их безопасность и устойчивость все эти годы обеспечивал надзор Медины в медленной зоне, обеспечивая уверенность, что любая атака на них будет распознана и отслежена до источника. Как только в медленной зоне не осталось глаз, невозможное резко превратилось в осуществимое.

– А наша местная сеть? – спросила Наоми. – Защищена от взлома?

– Взломать можно все, – ответил Боун. – Но мы их заставим потрудиться, да и разбирать ее пришлось бы по частям, так что мы успеем закрыться, прежде чем разоблачат всех.

Ответ прозвучал правильно. Скажи он, что им ничего не грозит, Наоми доверяла бы ему меньше.

– Бьен алле, –

сказала она, вставая.

Боун повторил ее движение, протянул руку с нервозностью, которая наводила на мысль о поклонении кумиру. Наоми пожала ему руку. Что бы ни принесло будущее, Боун всегда будет вспоминать, как пожимал руку Наоми Нагате. Ей не нравилось носить эту маску, которую все норовили на нее напялить, но такую цену приходилось платить, чтобы все делалось как надо.

– Я буду на связи, – сказала она, и они разошлись по разным маршрутам.

Коридоры базы были широки, но низковаты для человека ее роста. На стенах и на полу поблескивала одинаковая белая плитка. Здесь могли пройти в ряд тридцать человек. Наоми сунула руки в карманы, опустила глаза, намекая встречным, что на нее не стоит обращать внимание. На ходу ей лучше думалось.

Ее проблемой – но и проблемой врага – был масштаб. Тысячелетиями человеческая история разыгрывалась на одной планете. Краткие века – в межпланетных просторах. Но все это закончилось еще до рождения Наоми. В ее мире у Сатурна и Юпитера всегда были станции, между жилыми районами Пояса сновали прыгуны. Едва ли не каждое кольцо вело в такую же большую и сложную систему, но без человечества в ней. Без истории. Без инфраструктуры, на которую привыкли полагаться люди.

Все это не выглядело таким большим, пока у колеса была станция-ступица, хаб. Теперь же каждый имел возможность попасть куда угодно, и некому было ни координировать, ни фиксировать переходы. Наоми все больше убеждалась, что неразумно отстраивать прежнее в пределах медленной зоны. Погибшие в ней Медина, «Тайфун», флот кораблей Союза доказывали, что это пространство по своей природе неблагосклонно к человеку. Оставить там базу с людьми – значило бы подвергать опасности каждого, кто будет на ней работать. Автоматическая означала бы веру в надежность компьютеров – веру, которую история не подтвердила. Удерживать и защищать тринадцать сотен врат с обращенной к звездам стороны – совсем не то, что удерживать одну мощную позицию в центре. Только для наблюдения за вратами потребовался бы флот, какого человечество еще не строило, и это не принимая в расчет огромность солнечных систем за кольцами.

Стратегия Дуарте допускала местные автономии при условии, что они повиновались законам Дуарте. Тогда это выглядело великодушием. Сейчас – больше напоминало вынужденную необходимость.

А под всем этим грозно просвечивали страшные слова: «Два кольца потеряны».

Наверняка были моменты, когда они еще могли отказаться. Когда она с Джимом и еще горсткой людей могли, оценив кольца-врата и огромность маячившей за ними вселенной, распознать опасность и удалиться на цыпочках. Все признаки были налицо. Цивилизация, создавшая столь гигантскую, немыслимую мощь, разметана, как костяшки на доске. С чего они взяли, что им ничего не грозит? Что дело стоит риска?

Она добиралась к кварталу Чавы трубой, как местная. На платформе ждали разные люди. Напившиеся чаю, блестящие глазами работники третьей смены по пути на службу. Усталые после второй смены люди, только собиравшиеся по домам или в столовые. Кучка юнцов, одетых по нездешней моде, дожигающих полночные светильники после первой смены. Наоми, тихо держась в стороне, оценила красоту сцены. И ее невинность. Около сотни людей, ожидающих вагона трубы на спутнике планеты, кружившей вокруг неродного для них солнца, – и вот они толкаются, чтобы первыми прорваться в двери и занять лучшие места. Пожалуй, ничего более человеческого и не придумаешь.