Гнев Тиамат

Кори Джеймс С. А.

– Состояние верховного консула без изменений?

– Насколько я могу судить, – сказала она. – Но…

– Что мы можем сделать, чтобы привести его в себя?

– Не знаю. Честно говоря, не знаю даже, возможно ли это.

– Мы сделали его таким, – сказал Трехо. Голос стал жестким, как наждак. От бессилия, страха или гнева. – Почему не можем открутить обратно?

– По той же причине, почему нельзя вылить молоко из кофе или разварить обратно сваренное вкрутую яйцо. В физике полно процессов, которые идут только в одном направлении. Этот в том числе.

– Нет

ли способа регенерировать ему нервную систему, как делается после травм головы?

Элви смешалась. Она обдумала несколько вариантов разговора, но ни в одном из них адмирал не переходил на другие темы, игнорируя ее опасения. Она не знала, что делать.

– Ну, гм… это немного не то. Клетки его мозга в целости. Кортасар изменил их функции. При регенерации тканей мы находим пострадавшие участки и стимулируем в них рост новых клеток.

– Если мы сознательно повредим его мозг и накачаем в него зародыши нормальных клеток, он отрастет обратно?

– Простите?

– Выжгите ему гиппокамп, регенерируйте его. Затем затылочную долю или что там еще. Перебирать одну за другой, убивая каждую часть и замещая свежими тканями, которые работают как у нормальных людей, пока не восстановим полностью. Это возможно?

– Я… не знаю, – сказала Элви. – Это парадокс с кораблем Тезея. Получите ли вы, заменяя отдельные части чего-либо, прежний объект. Философский вопрос. Но все равно регенерация центральной нервной системы – хитроумная работа. Вам бы надо поговорить с медиками. С врачами. Я же биолог.

– Кортасар такое проделывал.

– Этика Кортасара глубоко, глубоко порочна, – сказала Элви. – Я почти уверена, что он использовал Дуарте вместо подопытного животного, чтобы отработать методику под себя, и думаю, что он готов пожертвовать и Терезой. Я из-за этого к вам и обратилась.

– Как насчет того, что атаковало пространство кольца? Можем ли мы определенно предсказать, представляет оно угрозу в будущем или нет? Если я поставлю на место Медины другой корабль, его съедят? Или нам ничего не грозит, пока мы не взрываем новых нейтронных звезд?

Элви не хотела смеяться. Само получилось. Профессиональная маска Трехо на миг соскользнула с лица, и она увидела под ней ярость и отчаяние.

– Откуда мне знать? – ответила она. Громче, чем собиралась, но сдерживаться не стала. – Я не знаю, кто они и каким образом глотают корабли. У нас есть отчеты? Данные? Без них я могу только гадать. И какое отношение все это имеет к Терезе Дуарте?

Трехо прошел к своему столу, открыл новое окно и перевел его к ней на ручной терминал. Элви посмотрела. Она узнала изображение «Сердца бури». Самый знаменитый корабль Лаконии. Картинка была сверхреалистичной, словно стабилизированный и обработанный снимок с телескопа. Вокруг корабля появилось несколько мерцающих искорок.

– Был бой? – спросила она, и тут изображение стало таким белым, что даже от квадратика на экране было больно глазам.

– Это уже известно всей системе Сол. Будет известно и всей империи. «Буря» погибла. Террористическая ячейка сепаратистов выкрала секретную технологию Лаконии и обратила

против нас. И теперь у меня на руках один корабль класса «Магнетар», тринадцать с лишним сотен колец, которые надо контролировать, и единственное место, откуда это реально возможно, населенное… – Он кивнул на ногу Элви. «Той дрянью, что это сделала».

– Понятно.

– Мы не сумели восстановить ни единой трансляционной станции. Все, что я отправлял за врата, кто-то сбивал камнями. Террористы обмениваются сообщениями, посылая через врата технический эквивалент жестянок и жевательной резинки, и помешать им я не могу. Если бы я мог ввести в пространство колец флот, я бы контролировал всех, поскольку там – бутылочное горлышко. Единственное узкое место. Если это невозможно, я не способен контролировать империю.

– Если только… – начала Элви, но Трехо не позволил себя перебить. Его прорвало, и остановить эту лавину слов было уже невозможно.

– Все – все и каждый на каждом корабле, станции, планете будут ждать, что сделает верховный консул. А он сейчас в двух коридорах отсюда водит руками, как паршивый студентишка, впервые попробовавший галлюциногенов. Власть держится на уверенности. Не на свободе. Не на праведности. Не на силе. Власть держится на том, что люди верят, что она власть. И не задают вопросов. А сейчас Лакония заглядывает в глотку, где накопилась уйма вопросов, на которые мы не сумеем ответить.

К концу речи он повысил голос. Сорвался на скрипучий визг. Элви вдруг живо вспомнилось детство в Каруле. Хозяин бакалейной лавки, где каждую неделю закупались они с отцом, узнал, что повысили арендную плату и ему придется либо переезжать, либо закрываться. Он говорил таким же голосом, так же захлебывался в потоке событий. Так же ярился перед лицом неумолимой действительности. Элви на удивление утешила мысль, что между скромным бакалейщиком и самым могущественным в галактике человеком так много общего. Не подумав, она потянулась к нему и взяла за руку. Трехо отпрянул, словно от ожога.

Чтобы овладеть собой, ему понадобилось два долгих прерывистых вдоха. Когда он снова заговорил, Элви узнала прежнего Трехо.

– Ваша беда, доктор Окойе, в том, что вы считаете самой насущной проблемой ближайшую к вам. Но вы ошибаетесь. Каким бы ни был Паоло Кортасар – а я не питаю иллюзий относительно этого человека, – он незаменим.

Молчание между ними затянулось до неловкости. Элви почудилось, что она заглянула за край пропасти, о которой еще минуту назад не знала.

– Вы имеете в виду, что вы не против?

– Я постараюсь уберечь девочку, – сказал Трехо. – Постараюсь не оставлять его с ней наедине.

– Но если он принесет вам ее голову, вы пожмете плечами и замнете дело.

Трехо развел руками.

– Если он скажет, что, пожертвовав ею, сумеет разгрести эту кучу, я сам найду ему нож. Таков мой долг. Я офицер Лаконской империи, – сказал он. И добавил, помолчав: – Как и вы.

В кабинете стало мало воздуха. Элви с трудом дышала. Трехо то ли не заметил ее отчаяния, то ли сделал вид.