Гнев. История одной жизни. Книга первая

Гулам-заде Гусейнкули

Выстрелы загремели на дне ущелья. Стрельба, истошные крики раненых, ржание коней. Все смешалось, и если б не мундиры казаков, невозможно было бы отличить врага от друга.

Эх, аллах! Пропади ты пропадом! Как же ты, дорогой мой учитель Ареф, недооценил силы и хитрость Моаззеза. Это же головастый волк! Скольких людей утопил он в крови, скольких отравил и задушил тихонечко, так, что ни к чему не придерешься. И ты, Ходоу, умный, уважаемый всеми сердар, — и ты не предвидел, что Моаззез пошлет против тебя такое большое войско. Сам он повел казаков, не доверил никому. Посмотри, рядом с ним на взгорке английский лейтенант Кагель, Лачин и Монтасер,

которого ты выгнал из Миянабада. Посмотри, ведь они в тебя целятся, а ты и не смотришь, не видишь их! Увернись, сердар!

Ходоу качнулся в седле, ткнулся головой в гриву коня. Тотчас несколько рук поддержало его, вывели коня с поля боя и поскакали в сторону Гиляна.

— Сам… Ареф! — успел крикнуть Ходоу-сердар, но поздно. Повстанцы, узнав, что их полководец ранен, стали в беспорядке отступать, отстреливаясь от казаков.

Сражение перенеслось на равнину. Повстанцы отступали. Боеприпасы у них были на исходе, а ряды бойцов заметно поредели. Видя безвыходное положение, Ареф дал команду отойти к Гиляну и закрепиться на высотах перед крепостью.

В то время как «разбойники» сражались под Чинараном, восточнее, в горах произошла другая стычка. Отояды Гулам-реза и Абдулали, следуя по дороге в сторону Мешхеда, встретились с английским обозом тоже на рассвете. Увидев вереницу подвод и небольшую охрану впереди и сзади обоза, курдские вожаки остановили коней и стали советоваться: то ли завязать переговоры с «обозниками», чтобы захватить оружие без боя, то ли — налететь вихрем и перебить всю стражу.

— Погоди, не горячись, Абдулали, может быть и договоримся, — сказал Г улам-реза. Оторвавшись от отрядов, он выехал навстречу повозкам. Дальше все произошло, как в сказке.

Ехавший во главе обоза англичанин на белой лошади вдруг остановился, что-то крикнул и поскакал прямо к Гулам-реза. Можно было подумать, что он увидел своего лучшего друга. Гулам-реза выхватил маузер и спрятал руку за спину. Встреча с англичанином один на один его нисколько не страшила. Гулам-реза разбирало любопытство. Чего бы это ради так обрадовался британский офицер, увидев незнакомого курда.

Англичанин осадил коня в трех шагах от Гулам-реза и вдруг, с расширенными от ужаса глазами, потянулся к кобуре. Он выхватил тяжелый «Смит-Вессон», но Гулам-реза, не будь дураком не стал ждать, когда англичанин всадит ему в лоб пулю. Курд выстрелил в английского офицера и махнул рукой своим. Тотчас две сотни всадников обрушились на обезглавленный обоз. Ехавшие впереди человек сорок сипаев и наемные персы-жандармы, сделав несколько выстрелов, подняли вверх руки. Остальная стража, что шла в конце обоза, повернула коней и унеслась в сторону Мешхеда. Курды обезоружили пленных, сняли с них сапоги, отобрали лошадей и приказали, чтобы возвращались назад — туда, откуда выехали. Обоз с оружием двинулся к Гиляну.

Гулам-реза и Абдулали опять ехали вместе. Абдулали не переставал удивляться, с чего бы это британец бросился в объятия.

— Ты что ему — брат, сват, или друг, Гулам-реза?

— Ну и дурная же у тебя башка, Абдулали! — хохотал Гулам-реза. — Неужели не поймешь, почему ему так захотелось со мной встретиться?

— Хоть убей, дорогой Гулам-реза, понять не могу. Тут что-то не то. Наверно, вы с этим офицером когда-то вместе пили водку или с девушками… того!..

— Это и в самом деле не так просто понять, — продолжал смеяться Гулам-реза. — Только давай ты ко мне сейчас не приставай. Когда буду докладывать Ходоу, то и ты услышишь.

Часа

через четыре обоз въехал в ворота Гилянской крепости. Встречавшие Гулам-реза и Абдулали друзья почему-то не радовались добыче и говорили тихо. Оба вожака сразу догадались, — произошло что-то.

— Неужели Ходоу? — испуганно спросил Абдулали.

Гулам-реза и Абдулали оставили коней у двора, вошли в дом сердара. Ходоу лежал на перине, постланной на кошме. Около него сидел Ареф и еще двое. Гулам опустился на колени, заглянул ему в глаза. Ходоу легонько улыбнулся, сказал:

— Ничего, Гулам-реза, пуля в плечо влетела и вылетела. Рана скоро заживет. Как у вас дела?

— Обоз во дворе, Ходоу, — ответил Гулам-реза. — Винтовок теперь у нас много и патронов — тоже.

— Молодцы, — тихонько сказал Ходоу и закрыл от усталости глаза.

Врач попросил всех выйти. Пусть сердар отдохнет. На дворе Ареф спросил:

— С боем взяли оружие?

— Нет, налетели внезапно, а они и подняли сразу руки вверх, перетрусили, как зайцы. А как попал под пулю Ходоу?

Ареф подробно рассказал о сражении под Чинараном, все время сетуя иа просчёт, какой они допустили с Ходоу-сердаром. Надо было идти по верху, тогда бы и потерь было меньше, и Ходоу не задела бы пуля. А теперь не сегодня-завтра Моаззез пойдет па штурм Гиляна, надо немедленно принимать более осмысленное решение. Всякий просчет может стоить жизни.

— Что же нам делать, учитель? — настороженно спросил Абдулали.

— Силы не равны, друзья, — не сразу ответил Ареф. — Я думаю, надо пока приостановить открытую борьбу, будет разумнее уйти в подполье. Нас мало. Если примем бой, то можем потерять всех своих друзей и товарищей. — Ареф подумал, посмотрел на помощников Ходоу, сказал неуверенно: — Это только мое личное мнение, друзья. А я не один отвечаю за судьбу курдского народа. Мы вместе отвечаем. Надо решить сообща.

Гулам-реза и Абдулали сели на коней, не спеша поехали в центр села, по склону горы, на которой лепились мазанки курдов, огороженные каменными заборами. Ехали молча. Наконец Абдулали сказал:

— Ладно, живы будем — аллах не даст умереть. Вечером сегодня решим, как дальше жить. А пока, Гулам, скажи-ка, почему же этот британец так спешил в твои объятия?

— Ай, Абдулали, ну и недогадливый! Ты думаешь, чей подо мной конь? — И тут же ответил. — Этого коня привел ко мне и обменял на двух жеребят один боджнурдский парень. Я тогда спросил у него: «А откуда ты взял такого красавца? Белый, да еще и весь в черных яблоках». Парень отвечает мне: «Дорогой Гулам-реза, этот конь принадлежал одному англичанину, имя которого Кагель. Он приехал в гости к Моаззезу, и скоро, наверное, уедет. — Вы, — говорит, — подождите пока, не садитесь на коня. А потом, когда британца не будет, сядете…» Я посмеялся над парнем, говорю ему: «Неужели я похож на труса? Да на этом коне я самих англичан лупить буду!» Теперь понял, дорогой Абдулали?

— Понять-то понял, но причем тут конь?

— Я же говорю, что ты самый недогадливый человек, каких я знал при своей жизни на свете! Вот слушай дальше. Когда мы перехватили телеграмму и я увидел, что она адресована Моаззезу и Кагелю, я сразу догадался — этот Кагель — хозяин моей лошади. Тогда я посмотрел от кого телеграмма. Оказывается — от Джексона. Теперь-то, надеюсь, понял?

— Нет, не понял, дорогой Гулам-реза, — смутился совсем Абдулали. — Ничего не понял. Скажи, наконец, — что тебя связывает с этим бритацем?