Гнев. История одной жизни. Книга вторая
Шрифт:
Я приподнялся на локтях, посмотрел на друга. Лицо у Аббаса было и впрямь счастливым, мечтательным. Сколько еще юношеского, непосредственного в этом большом, сильном человеке!
— О чем же мечтаешь?— с улыбкой спросил я.
— Хочешь узнать?— Аббас тоже улыбнулся.— О, разве мало, о чем может мечтать счастливый человек! Вот, например, взять отпуск и поехать путешествовать по всей стране — от наших гор до самого океана, разве плохо!.. И всюду видеть мир и согласье, встречать друзей, таких же счастливых, как ты сам... Благодать!
Мы замолчали, улыбаясь своим мыслям,
— Ты слышишь? — вдруг спросил Аббас, и голос у него был уже совсем иным, чем минуту назад.
Я прислушался. Легкий ветерок шелестел в траве. Тон-го голосил кузнечик. Внизу переговаривались солдаты. И вдруг до моего слуха явственно донесся стон. Мы сразу оба вскочили, оглядываясь. Вокруг по-прежнему все было по-осеннему спокойным и задумчивым. Но где-то в этой задумчивости и спокойной тишине таилась беда.
— Женский голос,— шепотом сказал Аббас.
Мы снова прислушались, затаив дыхание. И снова услышали стон. Он доносился из кустов, густо разросшихся на склоне, противоположном тому, где расположились солдаты. Аббас первым побежал вниз. Обдирая руки о колючие ветви, мы стали метаться по кустам.
— Сюда, Гусо!
Подбегаю к Аббасу и вижу ужасную картину: девушка лет семнадцати, бледная, в изодранном платье, распластана на земле, словно распята, — руки и ноги ее привязаны к
четырем кустам, так что ей и пошевельнуться нельзя. Преодолев минутную растерянность, бросаемся к ней, торопливо начинаем развязывать веревки, но узлы не поддаются. Аббас выхватывает нож.. Девушка молча смотрит на нас глазами полными ужаса. Губы ее дрожат, она хочет что-то сказать — и не может. Я побежал на вершину холма, крикнул солдатам, чтобы принесли воды. Она стала жадно пить, вода текла по подбородку, по шее, по груди... Аббас скинул свой мундир и прикрыл ее дрожащие плечи. И вдруг девушка заплакала. Это был даже не плач, а истерические рыдания. Она билась в наших руках, и я было подумал, что она лишилась рассудка... Постепенно она успокоилась, продолжая всхлипывать и судорожно глотать слезы.
— Ты не бойся,— ласково сказал Аббас.— Мы не обидим тебя...
Она доверчиво прижалась к его груди, затихла.
— Как зовут тебя, сестренка? — спросил я.
Она вскинула на меня свои большие глаза. Сколько боли в ее взгляде! Я вздрогнул.
— Туба,— еле слышно ответила девушка,— меня зовут Туба. Я из Солтан-Баязида. Здесь недалеко...— И вдруг, вырываясь из наших рук, закричала дурным голосом, как юродивая: — Они убили меня! Убили-и...
Снова пришлось ее успокаивать, пока не затихла.
— Кто они? — спросил Аббас.
Туба подняла на него взгляд, глаза ее лихорадочно блестели.
— Вы отомстите за меня?— заговорила она страстно. — Я умоляю... Отомстите! Они не люди, они хуже зверей... Они погубили меня, но они сами не будут жить, аллах покарает их... Гиены!..
— Не волнуйся, Туба,— я старался вложить в свой голос как можно больше теплоты и нежности.— Мы твои защитники, ты верь нам. Только скажи, что произошло, кто эти люди?..
Она села на траву, плотнее запахнула на груди мундир Аббаса:
— Вечером я пошла за водой с
Страшно было слышать ее крик. Мы молча стояли над ней, и руки сами сжимались в кулаки.
— Почему же они не отвязали тебя? — спросил Аббас.— Ведь ты могла здесь погибнуть...
— Они сказали, что приедут... сегодня вечером... навестить.
Мы молча переглянулись. Аббас чуть заметно кивнул, я ответил ему тем же.
— Ты права, Туба,— сказал Аббас,— аллах покарает этих злодеев. И не позже, чем сегодня вечером. А сейчас пойдем с нами, тебе нужно отдохнуть. У нас есть шашлык. И вода здесь холодная, вкусная..
Мы обошли холм. Шашлык и вправду был уже готов, источал приятный аромат. Тубу усадили на подстилку, поставили перед ней мясо. Она равнодушно положила в рот кусочек, нехотя пожевала с безучастным видом и отодвинула миску.
— Я отдохну...
И она прилегла, подложив под голову кулачок. Накрыв ее, мы тихо отошли и стали совещаться.
— Они приедут вечером, — хмуро сказал Аббас. — Надо устроить засаду.
Все одобрительно закивали.
— Мы не повезем негодяев в Аббасабад, мы будем их судить здесь — добавил я.— На своем горьком опыте я убедился, что таких прохвостов из богатых семей наше правительство не очень-то охотно наказывает.
— Конечно, это сынки богатеев,— согласился Аббас.— И мы сами накажем их. Именем совести, именем этой несчастной девушки!..
Наступил вечер. Солнце только-только скрылось за холмами, как мы услышали конский топот и притаились. Показались двое верховых. Они о чем-то громко переговаривались. Один из них засмеялся. Похоже, что оба навеселе. Наверное, гуляли где-нибудь и решили завершить пир здесь. И верно — привязав коней, они сняли хурджун и не спеша пошли к тому месту, где привязали свою жертву. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как на них кинулись солдаты, повалили и скрутили им руки. Подошли мы с Аббасом.
— Вставайте,— приказали.
Оба были молоды, хорошо одеты. Со связанными руками трудно подняться на ноги, но никто им не помогал, и они скользили по траве, сгибались, выпрямлялись. Мы молча смотрели на них, чувствуя, как все яростнее закипает злоба, как гневно бьется у каждого из нас сердце.
Наконец они встали. Один из них оттолкнул ногой ху-рджун, в нем что-то звякнуло, и на землю потекла густая красная струйка. Она растекалась по земле, смешивалась с пылью и была похожа на кровь. Запахло вином. И почему-то все смотрели на темную лужицу под ногами, не могли оторваться.