Гнёзда Химер
Шрифт:
Зато Хэхэльф и Дайст сжевали столько сухого пива, что дружным хором исполнили песенку про «Муммайха из Альгана». Вынужден заметить, что их музыкальный союз отличался от дуэта Паваротти — Доминго самым невыгодным образом.
Покончив с этим эпохальным произведением, они тут же затянули следующее:
— Дом стоит, а рядом — цакка, в этой цакке стонет Цуцэл. Напоил вином хомайским дерьмоеда — перепутал! И поет об этом песню.— Между прочим, эту песню тоже я
— А ты что, знаком с Таонкрахтом? — удивился я. — Ты мне об этом раньше не говорил.
— Да ну тебя! — отмахнулся он. — Не обязательно быть знакомым с человеком, чтобы написать хулительную застольную песню о его слуге или о нем самом. Вполне достаточно знать сплетни. Вот у нас на Халндойне есть один парень, Эрберсельф Параларда, так он вообще никогда с Халндойна не уезжал, а хулительных песен написал больше, чем любой другой. Вот послушай!
И они с Дайстом тут же затянули новый куплет:
— Дом стоит, в нем спит гурэпло, а хозяин — у соседа. Спросит Гальт у Бэтэнбальда: «Где мы?» — «Знать, у Таонкрахта!» Таонкрахт споет, что дальше…— Видишь, Ронхул, какая песня! — сказал мне Хэхэльф. — Думаешь, Эрберсельф Параларда был лично знаком с двухголовым дружком альганского Рандана? Да ничего подобного! Просто слышал о нем в порту, и все.
— А что такое «гурэпло»? — меня заинтересовало очередное незнакомое слово.
— То же самое, что альганское слово «урэг», только на шантамонтском наречии… — Хэхэльф увидел, что я мучительно пытаюсь вспомнить, где уже слышал эти странные словечки, и объяснил: — Просто одна из низших каст, такие уже вообще ничего не соображают…
— А какие еще есть касты? — Я смутно припоминал, что мне уже читали лекцию на эту тему, но никак не мог собрать обрывки воспоминаний, разбросанные по укромным уголкам моей дырявой головы.
— Есть кы, бу и ёлбы — эти даже глупее, чем урэги. Есть жизгумы, тоже глупые, но работящие и хозяйственные, из таких получаются хорошие слуги. Есть еще лалаба — эти тоже дурачки, но поумнее прочих, к тому же они обычно веселые… И еще есть ханара и хигги. Эти — вполне нормальные ребята, часто куда нормальнее, чем их хозяева. Хотя окружение их, конечно, портит.
— Ясно, — улыбнулся я. — «Жизгумы», «урэги», «лалаба» — кто там еще?.. Подумать только, как у них все непросто!
Эти двое тем временем снова заголосили:
— Дом роняет камни в воду, у причала лодки сгнили, пьет Ибаэнт с бубэрами, больше нету слов у песни!— А это о ком? — полюбопытствовал я.
— А хрен его знает! О каком-то нерачительном хозяине, — пожал плечами Хэхэльф.
Под утро я чувствовал себя так, словно снова сгрыз черт знает сколько курмды, хотя так и не прикоснулся к хэхэльфовым запасам. Впрочем, со мной и раньше такое случалось: с кем поведешься, так себя и чувствуешь… Одним словом, я слегка поглупел и здорово развеселился, словно действительно порядком захмелел. В какой-то момент я присоединился к своим спутникам, во всю глотку распевающим хулительные песни. А потом так разошелся, что и сам решил создать какое-нибудь эпохальное произведение
— Вот здорово! — завистливо восхитился Хэхэльф. — Хорошо быть демоном: все-то у тебя получается!
— Надо будет запомнить, — оживился Дайст. — Это же про Мэсэна, который живет на границе Альгана и Эльройн-Макта, я его хорошо знаю. Вот он порадуется: до сих пор о нем никто не писал хулительных песен. И вообще про Мэсэнов никто не пел: не такие они важные персоны!
— А как ты догадался, что это именно про твоего дружка? — удивился я.
— Да чего тут гадать? Кроме него нет альганских Мэсэнов, которые заезжают и в Эльройн, и в Мактао. А поскольку названия каст ты произнес так, как это принято в Альгане, ясно, что речь идет именно об альганском парне, — объяснил Дайст.
Я не стал его разочаровывать и признаваться, что просто употребил первые попавшиеся слова, которые пришли мне в голову. Если Дайсту нравится думать, что я сочинил песню про его приятеля, — на здоровье!
Дни сменяли друг друга с торопливостью школьников, забегающих в столовую за пирожками. По утрам мы спали, днем гуляли по лесу в поисках какой-нибудь дикорастущей вкуснятины, которую можно бросить в котел с неизменно аппетитным варевом нашего умелого предводителя каравана, а от заката до рассвета бухубаты неторопливо волокли наш «поезд» вперед. Кажется, мое путешествие все-таки вышло на финишную прямую, но эта «прямая» оказалась чертовски длинной!
Несколько раз мы видели местных разбойников. Однажды они сопровождали нас до тех пор, пока не стемнело, неумело прячась в кустах, растущих вдоль дороги. Хэхэльфовы чару рычали на них, как самые настоящие сторожевые собаки, и рвались из рук своего многострадального хозяина — поохотиться. Как он умудрился удержать этих грозных малышей — ума не приложу!
Разбойники не производили впечатления грозных противников. Оно и не удивительно: если верить моим попутчикам, все эти лесные банды состояли исключительно из беглой замковой прислуги, всяких там невменяемых «бу», «кы», «ёлб» и «урэгов», на которых я вдоволь налюбовался еще в те дни, когда был не то гостем, не то почетным пленником безумного альганского Рандана Таонкрахта…
На нас эти «вояки» так ни разу и не попытались напасть. Дайст гордо заметил, что репутация у него в этих краях самая что ни на есть зловещая. А если учесть, что мы с Хэхэльфом тоже были не слишком похожи на барышень, которые отправились в лес собирать фиалки, — неудивительно, что с нами никто не хотел связываться!
Зато я получил море удовольствия, слушая, как переговариваются господа разбойники. У большинства из них были многоэтажные прозвища, в которых непременно упоминалось слово «жопа». Мои спутники совершенно серьезно объяснили мне, что этого требуют законы Земли Нао: если уж человек стал разбойником, он не может носить нормальное имя, как у всех приличных людей, только какую-нибудь идиотскую кличку. Я ушам своим не верил, слушая их ежедневную перекличку: «Обгаженная Жопа, Обмазанная Дерьмом», «Великая Жопа», «Крепкая Жопа», «Рыжая Жопа», «Подлая Жопа», «Жопа Шире Задницы», и еще бесчисленное количество этих самых «жоп».