Гнёзда Химер
Шрифт:
— Это песня о твоем дядюшке Люсгамаре и его брате? — полюбопытствовал Хэхэльф. — А почему в ней не упоминаются все остальные?
— Экий ты темный! — хмыкнул Хатхас. — А может, ты тоже демон?
Хэхэльф шутливо ткнул его кулаком в подбородок. Через мгновение эти двое уже катались по полу, как разыгравшиеся щенки. Впрочем, тузили друг друга они вполне по-настоящему, только в отличие от классической, эта драка сопровождалась не надрывной руганью, а хохотом противников. Никто, кроме меня, не обращал на их потасовку внимания: уллы продолжали петь и плясать, а прочие посетители трактира почти с благоговением наблюдали за этим незабываемым зрелищем.
— Эй,
— Это кто еще не должен усердствовать! — промычал Хэхэльф откуда-то из «центра циклона». — Не бзди, Ронхул, я его в два счета сделаю!
Лишь четверть часа спустя эти двое угомонились и снова уселись за стол, красные, встрепанные и счастливые. Драгоценный шлем рыжего мирно успокоился под столом — как я понимаю, хозяину было глубоко наплевать на его участь.
— Так что там, собственно, с этой улльской песней? — с любопытством спросил я. — О чем они поют, если не о себе?
— Они поют о Чубараге и Люсгамаре, — пояснил Хатхас. — Но не о тех Чубараге и Люсгамаре, которые присутствуют здесь, а о своих древних богах. Чубарага и Люсгамар — это пивные боги, а мои приятели просто получили свои имена в их честь. Считается, что Чубарага и Люсгамар научили первых уллов готовить курмду. Поэтому, когда уллы напиваются, они всегда поют хвалебную песню своим богам и танцуют благодарственный танец — вот и все.
— А что это за боги такие? Вроде Варабайбы? Они тоже живут вместе с уллами и дают им добрые отеческие советы? — заинтересовался я.
— Не говори ерунду! — строго сказал рыжий. — Никто не знает, где живут улльские боги. Известно только, что сами уллы уходят к ним после смерти. Каждый идет к тому богу, в честь которого назван… Если разобраться, дяде Люсгамару повезло: ему светит целая вечность пива, с таким покровителем, как у него, не пропадешь!
— Здорово, — улыбнулся я. — А что, кроме пивных богов, есть еще какие-то?
— Спрашиваешь! У уллов много богов, я сам всех не припомню. Есть Агум — бог гнева; Гома Гэйгоба, который научил уллов писать и считать; Гамбустыг — изобретатель замков и запоров, оберегающих от краж; Бэга-Бэга-Тыга, исцеляющая от недугов, Ныздынбыба, обитающая в горячих источниках; Олгом — бог праведного возмездия; Гардумба — покровитель щедрости и устроитель первых пиров; Шаробыльбах — бог трудного дня, покровительствующий тем, кто встает на рассвете… Да всех и не упомнишь! [63]
63
Улльские боги — см. «Приложения».
— Здорово! — уважительно кивнул я и машинально отправил в рот еще кусочек курмды. Сколько я ее сожрал за этот длинный дурацкий день — описать невозможно! Впрочем, на пол я уронил еще больше, особенно в конце «фестиваля»…
Под вечер я окончательно перестал осознавать происходящее, зато преисполнился счастливой уверенности, что Мир, в котором я живу, — чудное местечко, окружающие меня люди — создания ангельской кротости, а я — самый замечательный парень на свете, пользующийся всеобщей любовью и заслуженным восхищением. Словесная каша, в изобилии вываливающаяся из моего рта, казалась мне сборником великих откровений, а плохо скоординированные телодвижения — исполненными совершенно особой величественной грации… Да уж, могу себе представить!
Если честно, так нажираться
Тем не менее у него хватило благородства не бросить меня в компании моих новых братьев по разуму. Утром я проснулся в шатре на палубе «Чинки», да еще и укутанный в волшебное одеяло Ургов — думаю, именно оно и помогло мне выжить! Хэхэльф уже был на ногах и взирал на меня с заметным сочувствием.
— Ты жив, несчастье? — снисходительно осведомился он.
— Жив, — с некоторым сомнением подтвердил я. Потом произвел ревизию своих ощущений и с удовольствием убедился, что мои дела не так уж плохи. Ну да, альганского розового мы, хвала Аллаху, не пили!
— И как меня угораздило? — недоуменно спросил я — скорее себя самого, чем Хэхэльфа. Но ответ на этот риторический вопрос у него имелся.
— Ты сколько курмды сгрыз, помнишь? А один кусочек вроде того, который ты отправил в рот с самого начала, — это же все равно, что большая кружка обыкновенного пива.
— Ничего себе! — ужаснулся я. — Получается, я выдул несколько бочонков?
— Вроде того. Курмда тем и хороша для того, кто хочет как следует напиться: столько жидкости ни в одно брюхо не поместится!
— Ох! — вздохнул я. — Вообще-то предупреждать надо!
— Вообще-то соображать надо! — парировал он. — Я же тебе не нянька!.. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Иди искупайся, будем собираться в дорогу. Или хочешь еще денек погулять?
— Курмды погрызть? — простонал я. — Спасибо, с меня хватит!
— А плясал ты замечательно! — сказал Хэхэльф мне вслед. — Я уж начал сомневаться: не улл ли ты, часом? Просто очень худой и бритый…
Я разделся, перед тем как нырнуть в море, и немного испугался: невооруженным глазом было видно, что я здорово растолстел. Ничего страшного, конечно, но я привык к своему плоскому животу, и мне совершенно не понравилась небольшая, но вполне заметная складка, нависающая над поясом.
Искупавшись, я потребовал у Хэхэльфа зеркало и с отвращением уставился на свою рожу: кажется, за минувший день она стала ровно в два раза шире. Думаю, кырба-ате были бы мною довольны!
— Это что, тоже от курмды? — сердито спросил я Хэхэльфа.
— Ну да, — хмыкнул он. — Ты ее столько сожрал, я бы не удивился, если бы ты превратился в улла. Говорят, такое тоже бывает…
Я отлично понимал, что Хэхэльф шутит, но его заявление все равно повергло меня в самую настоящую панику. Я снова уставился в зеркало, чтобы убедиться, что не начал зарастать густой черной шерстью. К счастью, ничего, кроме недельной щетины на моей непомерно раздавшейся вширь роже, не обнаружилось. Время от времени я брал у Хэхэльфа некое подобие опасной бритвы, чтобы привести себя в порядок, но в последние дни совсем обленился. Зато сейчас я схватился за его бритвенный прибор как утопающий за соломинку и скоблил свои округлившиеся щеки, пока они не стали идеально гладкими. Хэхэльф наблюдал за моими судорожными действиями с немым восхищением.