Гнёзда Химер
Шрифт:
— Что — «не вовремя»? — насторожился я.
— Да вот видишь: дружок мой приехал, Нидольгаль Наоргаль, — Эбенгальф уже повеселел и даже соизволил дружески мне подмигнуть. — Дерьмо вот свое привез… Понимаешь, Маггот, у меня дома с давних времен хранится одна волшебная вещь. Кувшин, который превращает в хорошее вино все что угодно: хоть воду, хоть жижу болотную, хоть дорожную пыль… А мой приятель пристрастился превращать в вино собственное дерьмо. Говорит, что это — самое великое чудо из всех, каким он когда-либо был свидетелем. А поскольку я свой кувшин никому не одалживаю, приходится ему свое дерьмо ко мне возить — издалека, между прочим… Веселый он мужик! За день может дюжину бочонков вина выпить — вот ни капли не привираю!
Я хотел было возмутиться, но Эбенгальф уже отвернулся от меня, чтобы стиснуть в своих богатырских объятиях невысокого толстяка в зеленом дорожном плаще с просторным капюшоном, из-под которого грозно сверкал музейного вида шлем.
— Ну вот, — мрачно сказал я Хэхэльфу. — Опять все наперекосяк! Ну и местечко этот Альган! Колдуны — сплошные алкоголики, превращают дерьмо в вино, этим чудотворством и довольствуются; красавицы — непременно с двумя головами; предприниматели делают бизнес исключительно на торговле дерьмоедами, разбойники — идиоты, к тому же еще и беспомощные, как младенцы; замки… Нет, замки очень даже ничего — захочешь, не придерешься!
— Не вешай нос, Ронхул, — беззаботно сказал Хэхэльф. — В любом случае твои странствия, считай, завершились. Днем раньше, днем позже — какая тебе разница! Так даже лучше: еще и развлечешься напоследок. До конца года еще целых двадцать дней, так что все в порядке!
— Всего двадцать дней? — Его сообщение подействовало на меня, как ведро ледяной воды на голову. — Я-то думал, у меня еще есть время…
— А чего ты переполошился? — удивился Хэхэльф. — По-моему, не «всего» двадцать дней, а целых двадцать дней — почти вечность!
— Но если у Эбенгальфа ничего не получится, я уже не успею… — Я на секунду осекся, потому что мне ужасно не хотелось развивать эту леденящую мысль, а потом договорил: — Я уже ничего не успею исправить. Наступит последний день года, и мне придется убедиться на собственной шкуре, что эти проклятые Гнезда Химер, в которые вы все дружно не верите, все-таки существуют…
— Ох, я как знал, что лучше не стоит говорить тебе, сколько дней осталось до конца года… Какой ты все-таки смешной, Ронхул! — вздохнул Хэхэльф. — У тебя есть древний ветер Овётганна, который всегда готов сыграть на твоей стороне — только позови! — а ты вечно забываешь о нем и жалуешься на судьбу, как портовый побирушка… После таких приключений пора бы стать мудрее!
— Твоя правда, — растерянно согласился я. — Просто ко мне уже вернулась надежда, а человек, у которого есть надежда, всегда слабее и глупее того, кому нечего терять.
— Это верно, — спокойно согласился Хэхэльф. — Мой тебе совет, Ронхул: расслабься пока. Пусть все идет как идет. Если поймешь, что тебя водят за нос, — начинай бузить, как вчера. Или устрой заварушку прямо сейчас, если неймется. Главное — не изводи себя пустой тревогой. Насколько я понимаю, пришли твои последние дни в этом Мире — наслаждайся напоследок…
— Все-таки ты слишком мудрый, Хэхэльф Кромкелет из Инильбы! — усмехнулся я. — Сейчас ты скажешь мне, что «дао, выраженное словами, не есть настоящее дао», и улетишь на белом журавле…
— Чего? — густые брови Хэхэльфа удивленно поползли вверх.
— Ничего, — улыбнулся я, — просто я уже начал «наслаждаться напоследок» — по мере своих скудных возможностей.
— Ну вот и молодец, — он сказал это мне снисходительно, как мамаша ребенку, который наконец-то угомонился и занялся конструктором «Lego».
Эбенгальф тем временем вволю наобнимался со своим приятелем, который при ближайшем рассмотрении оказался таким же белобрысым, как сам Эстёр, и еще более красномордым, чем бедняга Таонкрахт. Теперь хозяин
Слуги Ахамстольфа Эбенгальфа оказались весьма разношерстной публикой. Костюмы и, самое главное, осмысленные физиономии доброй половины ребят, которые прислуживали нам за столом, разительно отличались от прочих — сонно ухмыляющейся альганской дворни, такой же, как у его соседа Таонкрахта. Я вспомнил слова Хэхэльфа, что в Земле Нао завелась мода на иноземных слуг, и решил, что мой новый приятель Эбенгальф — самый стильный дядя в этом захолустье. «И как всех этих бедняг сюда занесло? — сочувственно думал я, разглядывая экзотические наряды и странные лица прислуги. — Тоже небось зашли в какой-нибудь подозрительный трактир в Бондохе, а очнулись уже в рабстве… Ну люди живут!»
Хэхэльф тем временем уже взялся за дело: он вовсю рекламировал свою таинственную приправу, смертельно опасную для нежных желудков дерьмоедов. Он щедро присыпал ароматным ярко-алым порошком здоровенный копченый окорок в центре стола. Эбенгальф попробовал мясо и остался очень доволен.
«Ну вот, пошло дело, — насмешливо подумал я. — Вот как, оказывается, поворачивается колесо истории, и хрен кто теперь повернет его вспять!» Хэхэльф адресовал мне торжествующий взгляд, счастливый и яростный одновременно. Да уж, этот парень умел получать удовольствие от любой игры, в которую брался играть. Мне следовало бы у него поучиться…
Толстый Наоргаль пока не проявлял никакого интереса к окороку, посыпанному ядовитой приправой. Думаю, дело было не в приправе: он вообще не обращал внимания на еду. Просто пил вино, кружка за кружкой, словно находился на службе и в его обязанности входило уничтожение алкоголя, причем работа оплачивалась сдельно — то бишь покружечно. Хэхэльф некоторое время с интересом наблюдал за ним, а потом достал из-за пазухи мешочек с остатками курмды и предложил Наоргалю. Эбенгальф раскатисто захохотал: очевидно, он заранее знал, что за этим последует. Толстяк поблагодарил Хэхэльфа — вежливо, но, как мне показалось, вполне равнодушно. Потянулся за пустой миской, сложил в нее курмду и принялся с остервенением толочь ее рукояткой своего меча. Потом залил порошок каким-то вином — знакомый аромат хорошего парфюма навел меня на мысль, что это было недоброй памяти альганское розовое, — попробовал смесь и задумался: дескать, чего бы еще добавить? Неугомонный Хэхэльф тут же сунул ему под нос свою отраву. Наоргаль принюхался, деловито кивнул, добавил щепотку в свой кошмарный коктейль и залпом осушил миску. Некоторое время он сидел неподвижно, мечтательно уставившись в потолок, потом из его рта вылетело несколько пузырей, напоминающих мыльные. Нидольгаль одобрительно крякнул, снова поблагодарил Хэхэльфа и потянулся за следующей кружкой вина. Мы еще и четверти часа не провели за столом, а он, по самым скромным подсчетам, оприходовал уже не меньше пяти литров! Хэхэльф косился на него с заметным возмущением: кажется, он был недоволен столь непростительным обращением с драгоценной курмдой.
Слегка закусив, Эбенгальф наскоро пропустил пару кружек вина и шепнул что-то одному из слуг, здоровенному детине с удивительно разумным, но хмурым, как у бунаба, лицом, одетому почти так же нарядно, как его хозяин. Тот кивнул и вышел из небольшого, но роскошно обставленного зала, в котором мы пировали. Вскоре парень вернулся с небольшим кувшином и почтительно передал его хозяину.
— Хочешь посмотреть на настоящее чудо, Маггот? — спросил меня Эбенгальф. Разумеется, предполагалось, что мой ответ не может быть отрицательным ни при каких обстоятельствах. — Пошли с нами! И ты, халндойнец, тоже. Небось не видел еще, как из дерьма вино делают?