Гнездо дракона

Сетон Эни

Но Николас видел все в ином свете. Он видел человека, чья непоколебимость была растоптана одним случайный ударом, человека, впервые в жизни потерявшего сознание и ставшего беспомощным, человека, чья безопасность зависела от чужих людей. Чужих людей и Миранды.

Они вернулись в Драгонвик, но его мрачность и угрюмость не исчезли. Однажды он поднялся по лестнице в башню и закрылся в комнате наверху. Он не появлялся три дня, и Миранда, вспомнив, что тоже самое случилось с ним после смерти ребенка, оставила его в покое.

Когда

он спустился к Миранде, то сначала показался ей совершенно нормальным, больше, чем когда бы то ни было за весь месяц после ранения. Но после того, как он поздоровался с ней, она ощутила слабый запах, идущий от его одежды, его речь была замедленной, а язык слегка заплетался.

Пегги тоже это заметила. Если бы это был кто-нибудь другой, а не хозяин, размышляла она, я бы сказала, что он где-то пьянствовал целых три дня. Но от него не пахнет спиртным, и он не из тех, кто способен свободно и открыто придаваться разгулу. Совсем не из тех.

Через месяц все повторилось.

Миранда бродила по дому, который теперь, когда в нем больше не было толпы гостей, давил на нее мрачностью своей атмосферы. Она избегала глаз прислуги и даже перед Пегги притворялась, что в поведении Николаса нет ничего странного.

К вечеру второго дня Миранда решилась. Она поднялась по винтовой лестнице в башню, пройдя пятьдесят ступеней вверх. Там она сразу же обнаружила мощную дубовую дверь толщиной в шесть дюймов. На ее стук никто не ответил. Она отступила на шаг и уставилась на темную неумолимую дверь. Год… даже месяц назад она бы покорно приняла этот молчаливый знак воли Николаса и как всегда подчинилась бы.

Но те времена прошли.

Она сжала кулаки и барабанила в дверь до тех пор, пока приглушенный голос сердито не воскликнул:

— Кто там?

— Это Миранда! — решительно ответила она. — Я требую, чтобы вы впустили меня.

Сначала ей ответило молчание, потом ключ в массивном, замке повернулся и дверь распахнулась. На пороге стоял Николас, одетый в парчовый халат, и язвительно смотрел на нее.

— Входите, моя ненаглядная, входите, раз уж вы этого так требуете.

Он запер дверь и положил ключ себе в карман.

Она в удивлении посмотрела на мужа, а потом оглядела круглую комнату. Чего она ожидала увидеть? Страшную комнату Синей Бороды, висящих по стенам соболей и еще более мрачное великолепие, превосходящее даже комнаты внизу?

По контрасту комната была строгой и почти пустой. Из мебели она увидела только стол, стул и кушетку. На столе стояли в ряд потрепанные книги и потухшая свеча, на полу соломенная рогожа. Хотя солнце уже скрылось за горами Кэтскилл на другой стороне реки, четыре окна, выходящие на разные стороны, пропускали еще достаточно света.

И лишь через какое-то время она обнаружила в комнате голубоватый дым и резкий запах.

— Вы курите здесь? — смущенно спросила она, чувствуя странное разочарование. Она

так долго романтизировала эту закрытую комнату и была уверена, что когда раскроет ее секрет, то одновременно разрушит и стену, отделяющую ее от супруга.

Он продолжал пристально разглядывать ее, и она повернулась, чтобы в свою очередь посмотреть на него, с удивлением обнаружив, что его зрачки сжались чуть ли не до размера булавочного укола. Радужная оболочка казалась совершенно синей.

— Я курю здесь, — он повторил ее слова с какой-то насмешливой интонацией. Затем, потянувшись, он схватил ее правое запястье. Когда он потянул ее к кушетке, и она заметила, что рядом с ней, незаметные до этого момента, стояли маленькая жаровня с углем и табурет, на котором лежали красивая серебряная шкатулка, несколько тонких проволок и три трубки странной формы.

— Бриллиантовые ворота — вход к красоте и силе! — произнес он странным медленным голосом.

Она уставилась на маленькие трубки и горящие угли.

— Что это, Николас?

Он отпустил ее запястье и, открыв серебряную шкатулку, вытащил клейкий черный шарик, который положил на открытую ладонь.

— Опиум, моя дорогая.

— Она переводила взгляд с клейкого шарика на ладони мужа, на его лицо.

— Но ведь это наркотик, ведь так? — неуверенно спросила она. Она узнала значение этого слова всего два года назад, когда прочитала в одной газетной статье об опасности торговли опиумом, а до этого о нем даже не слышала.

Николас вставил одну из проволочек в шарик и, вывернув крошечную бусинку, начал нагревать ее на жаровне.

— Вы ошибаетесь, моя дорогая, — сказал он, и его голос перешел на гипнотический шепот. — Это не наркотик, а копье, пронзающее туман, что отделяет нас от реальности. Это мой слуга. Все вещи мои слуги. Ведь я хозяин жизни и смерти. Разве вы не знали этого, Миранда?

Он повернул голову и улыбнулся, глядя на нее из-под полуприкрытых век. Сердце Миранды испуганно забилось, но ей удалось ответить спокойно:

— Вы больны, Николас. И я уверена, что бы это ни значило, оно причиняет вам вред. А теперь пойдемте вниз… пожалуйста.

Он лениво засмеялся и поместив приготовленный шарик в расширяющуюся часть трубки, глубоко затянулся, одновременно опускаясь на кушетку.

Она медленно отодвинулась, но в этот момент он выбросил вперед руку и вновь схватил ее за запястье.

— Николас, — произнесла она, глядя на него сверху вниз, — я не понимаю. Зачем вы делаете это?

Это случилось как раз после визита к Эдгару По, когда Николас впервые попытался воспользоваться этим орудием силы. Через некоторое время после поездки он отправился в закрытый ставнями дом на Мотт-стрит. Первый опыт оказался неприятным. Опиум не уступил ему господства. Очень долго он не искал его. Он ощущал нежелание. До чего же теперь оно кажется непростительным!