Гнездо индюка
Шрифт:
— Дура ты деревенская. Только не обижайся и не расстраивайся, это дело житейское, я тоже такая же была поначалу. А потом втянулась. Короче, так. Наш хозяин Рон — правозащитник. Знаешь, что это такое? Алиса отрицательно помотала головой.
— Правозащитник — это тот, кто пресекает беззакония властей, — объяснила Дора. — Допустим, какой-нибудь чиновник что-то украл или кого-то обидел или, скажем, кого-то изнасиловал незаконно. А какой-то другой человек об этом узнал и рассказал журналистам. В газетах написали про беззаконие, чиновник
— Не совсем, — ответила Алиса. — Что такое справедливость?
— Гм, — сказала Дора. — Ну, это когда все по справедливости. Ну, не воруют, не обижают без нужды, когда все поровну… Ну, что-то типа того. Короче, справедливость — это хорошо.
— Ага, поняла, — сказала Алиса. — Стало быть, добрый господин Рональд Вильямс…
— Не смей так его называть! — перебила ее Дора. — Злится жутко! Называй его просто Рон, он так любит. Я долго привыкнуть не могла, он сначала просто обижался, а потом лупить начал. Три дня с красной попой ходила, пока не приучилась именовать господина как положено. Он так звереет, когда его добрым господином называешь… так орет… Я тебя отучу пресмыкаться, жаба бестолковая! Я в тебе воспитаю чувство собственного достоинства! Алиса рассмеялась.
— Что, так прямо и говорит? — спросила она. — Чувство собственного достоинства? У рабыни?
— Да, так и говорит, — подтвердила Дора. — Не смешно на самом деле. Это только вначале кажется забавным — откликаться на человеческое имя, обращаться к хозяину без чинов… Даже чувство достоинства какое-то начинает просыпаться… А потом понимаешь, что это просто игра. Очень злая игра на самом деле.
— Представляю… — пробормотала Алиса.
— Ничего ты не представляешь! — заявила Дора. — Зак про твоего хозяина много рассказывал, он у тебя, конечно, отмороженный на всю голову, но с таким жить даже проще. Знаешь свое место, что можно, что нельзя… А с этим… Когда рабыня подчиняется хозяину — это нормально, а когда надо изображать свободную человечиху, которая все равно подчиняется — это извращение какое-то. Очень тяжело.
— Понятно, — сказала Алиса. — А у этого Рона, вообще, с головой все в порядке?
— Нет, конечно! — воскликнула Дора. — Но он неопасный, тихий такой безобидный дурачок. Если его задвиги духовные всерьез не воспринимать, жить с ним даже приятно. В постели не жестокий, временами ласковый. Потенция у него слабая, домогается не каждый день, где-то каждый четвертый день, а то и реже. Ну, теперь-то у него всплеск будет, потому что ты появилась. Слушай, Алиса, а как у тебя с лесбисом? Он ведь потребует наверняка…
— Ненавижу, — поморщилась Алиса. Дора нахмурилась.
— Плохо, — сказала она. — Надо себя заставить. Может, потренируемся, пока его нет? Это на самом деле даже приятно, когда привыкнешь.
— Да иди ты! — воскликнула Алиса. — Не хочу и не буду! Один козел
— Джеральд Смит?! — изумилась Дора. — Вот это да, мир тесен! Это же тот самый чиновник-казнокрад, которого Рон разоблачил!
— Так он еще и казнокрад! — сказала Алиса. — То-то он мне сразу не понравился.
Произнеся эти слова, Алиса кое-что поняла. Джон много раз говорил странные вещи с точно такой же интонацией, с какой она произнесла последнюю фразу, и потом улыбался такой же кривоватой нервной улыбкой. Это такой особый замаскированный сарказм, непонятный никому, кроме того, кто его высказывает. А ведь Джон очень часто говорит с такой интонацией… Как будто исподтишка глумится над всем миром сразу… Впрочем, почему «как будто?»
— Чего задумалась? — спросила Дора. Алиса пожала плечами и ничего не ответила. В гостиной послышался шум.
— Рон идет, — прокомментировала Дора. — Быстро он сегодня интервью провел.
— А интервью — это что такое? — спросила Алиса.
— Слово такое древнее, — ответила Дора. — Это когда что-то кому-то рассказываешь, а потом… Не знаю, если честно.
— Плохо, что не знаешь, — заявил Рон, входя в комнату. — Интервью — это когда что-то рассказываешь не кому попало, а журналистам, одному или нескольким. А потом твой рассказ печатается в газете. Поняла?
— Угу, — сказала Дора и кивнула.
— То-то же, — сказал Рон. — Это… как там тебя…
— Алиса ее теперь зовут, — подсказала Дора.
— Да, точно, Алиса! — вспомнил Рон. — Алиса, а почему ты одетая? Раздевайся, дай я тебя рассмотрю как следует. Алиса сняла рубаху, затем штаны и трусы.
— Фу… — прокомментировала Дора. — Тебя что, правильно раздеваться не учили? Ты сейчас двигаешься, как мифическая кукла-автомат. Ты же самка! Наложница! Не какая-нибудь доярка огородная…
— Огородных доярок не бывает, — перебил ее Рон. — Доярки работают на фермах, а в огородах работают… как они называются-то… Не скотницы, как-то иначе…
Внезапно Алиса ощутила новое, совершенно незнакомое чувство. Она вдруг поняла, как должна себя вести и что делать, чтобы произвести на нового хозяина должное впечатление. Правильно говорила старая Солнце Вниз, в незнакомом обществе как себя поставишь, так тебя и примет. Причем это относится, похоже, не только к обществу орков.
Алиса села на кровать, тяжело вздохнула и сгорбилась. Она смотрела прямо перед собой неподвижным взглядом, не выражающим ничего, кроме усталости и еще какого-то чувства, которое она не могла описать словами. Да и не нужно было его описывать.
Дора неодобрительно хмыкнула. Рон озадаченно потоптался на месте (Алиса не смотрела на него, но отслеживала перемещения хозяина боковым зрением) и вдруг сел рядом с ней и положил руку на ее обнаженное плечо. Она вздрогнула.
— Что с тобой, милая? — спросил ее Рон.