Гниль
Шрифт:
— …неоткрывайнеоткрывайнеоткрывай…
Звериный голос продолжал бормотать, становясь все быстрее и быстрее. Слова сливались в один бесконечный вой, с каждой секундой яростнее исторгая из себя ломанные звуки. Теперь он даже отдаленно перестал походить на человеческую речь, скорее напоминая волчью грызню.
Его накал усиливался. Голос начал срываться, визжать, скрежетать, от чего казалось, будто вот-вот лопнут барабанные перепонки. Будто кто-то резко увеличил звук на микшере, он взлетел вверх, и на самом пике своего
— Гр-р-а-а-а-ах!..
Внезапно воздух содрогнулся от жадного рева совершенно иного зверя. Шепчущее существо коротко завизжало от боли, а затем все вдруг стихло, оставив лишь свист ветра.
Наконец, тулуп выскользнул из оков деревянной ограды. Я свалился задницей в сугроб и тут же в ужасе отполз назад, не сводя взгляда с подернутого пеленой снежного бурана забора.
По ту сторону вдруг зажглось два холодно-синих глаза. Они медленно опустились вниз, остановившись в полуметре от земли, а затем подплыли вперед, не сводя с меня взгляда.
Словно завороженный, я наблюдал, как очерчивается в снегу длинная собачья морда с черной взлохмаченной шерстью, клочьями торчавшей в тех местах, куда не дотянулась еще своими цепкими лапами болезнь. Из раскрытой пасти торчал наружу раздутый фиолетовый язык, обрамленный частоколом кривых желтых клыков, и с кончика языка капала вниз свежая теплая кровь, поблескивая в темноте ночи на скрюченных зубах.
Морда повернулась вбок, от чего один глаз уставился прямо на меня сквозь щель в заборе, а затем в ту же щель просунулась длинная мохнатая лапа.
Оканчивалась она человеческой кистью.
Пять заросших мехом пальцев раскрылись. Лысую ладонь покрывала сетка мелких шрамов, что шла выше к запястью и вдоль тощего жилистого предплечья. Длинные загнутые внутрь когти сочились прозрачной влагой, что тут же покрылась инеем от мороза.
Шух!
На землю передо мной упал сорванный с петли железный крючок. Он глубоко погрузился в снег, оставив за собой широкий след, напоминавший издалека знак вопроса.
Со стороны донесся тихий скрип.
Вместе с псом мы повернули головы в сторону звука и увидели, как открывается неспешно калитка, а за ней, сгрудившись прямо на границе забора, клубится почти осязаемая тьма, пугавшая своей чернотой даже в ночной мгле глубокой зимы.
Сияющие синевой глаза снова посмотрели на меня. Изъеденная мором мохнатая лапа скользнула по снегу и снова скрылась за забором. Морда медленно скрылась в темноте, а затем, словно намеком сверкнув напоследок разумностью, погас и взгляд, растворившись в буране.
Наконец, я осмелился сдвинуться с места. Поднялся на ноги, посмотрел на покачивавшуюся из стороны в сторону на ветру калитку.
Нечто по ту сторону забора не хотело, чтобы я заходил внутрь. Но это странное существо, похожее на смесь человека и пса, наоборот открыло проход, и сейчас неясное чувство манило меня внутрь, обещало ответы.
Я
Упав, я скатился вниз с небольшого холма, а сейчас, очерченные снегом, на вершине его сгрудились огромные темные силуэты. Сгорбленные, с длинными шеями, несоразмерно раздутой грудью и тонкими полутораметровыми руками, сцепленными друг с другом, они молча стояли надо мной и недвижимо наблюдали, будто интересуясь, какой выбор я совершу в следующее мгновение.
Их горящие синевой глаза парили над землей подобно блуждающим огням, обрекавшим на смерть заблудившихся путников. Просторные балахоны развевались, хлопали, напоминая удары птичьих крыльев.
Я в нерешительности отступил к открытой калитке.
Внутри меня ждал монстр. Снаружи – еще больше.
Я взялся замерзшими пальцами за калитку, сопротивляясь сносящей с ног буре. Тьма, ограниченная хлипким деревянным забором, беззвучно плавала внутри, словно ее совсем не трогало творящееся снаружи природное безумие.
Она была спокойной, молчаливой. Ждущей.
Еще раз оглянувшись на искалеченные силуэты на холме, я сделал шаг вперед.
Часть четвертая. Дурная кровь
В ушах зазвенело от резко накатившей тишины. Вспыхнувший перед глазами свет слепил, и я со вздохом отстранился, прикрыв лицо ладонью.
По-прежнему стоял холод. Шарф сбился в сторону, и лицо слегка защипало морозом. Сопли потекли с новой силой, неприятно струясь по потрескавшимся губам.
Я вытерся рукавом и осторожно приоткрыл веки, пытаясь справиться с болью. Мир вокруг был еще мутным, но с каждой секундой становился четче, пока не приобрел естественные краски.
Небольшой дворик, огороженный знакомым забором. Припорошенная снегом мерзлая земля с двумя глубокими бороздами, за много лет проделанными выезжающей машиной, что вели к пустому навесу на другом конце участка. Слева на краю располагалась маленькая летняя кухня с покосившейся выстланной шифером крышей и прямоугольной синей дверью, чья краска наполовину слезла, обнажая серые доски. А справа дом…
Я поднял голову. Квадратное деревянное окно выделялось на фоне красной кирпичной стены. Яркий лунный свет отражался в стекле, но внутри по ту сторону тлела желтым росчерком пламени одинокая свеча, поставленная на подоконник.
Я снова посмотрел вниз.
От края забора недалеко от калитки виднелась небольшая лужица свежей крови, проделавшая в снегу глубокую дыру. От дыры же этой, сопровождаемая крупными багровыми каплями, шла в сторону дома вереница неуклюжих шагов, сливавшихся в широкую грязно-серую полосу.
Я шумно сглотнул.
Следы эти явно принадлежали человеку, однако никогда в жизни я не видел такую большую ступню. Может, здесь крылось то же существо, как те, с холма? И, судя по всему, оно было ранено. Это сделал черный пес?