Гниль
Шрифт:
Она отдала последнюю таблетку рослому удальцу Бычкову, который снова пришёл, из-за поднявшейся температуры. Затем медсестра натянула перчатки и осмотрела расчёсы на телах мальчишек, сидящих на кушетке, удивляясь их обилию и красноте проклюнувшихся на коже нарывов.
— Зинаида Григорьевна, можно уже идти? — спросил Бычков пристально рассматривая стеклянную полку в шкафу, на которой раньше всегда лежали, точно конфетки сладкие аскорбинки.
— Иди, — нахмурившись, сказала медсестра, не решаясь пока объявлять карантин. Нужно будет дождаться утра, а
— А вы останьтесь молодой человек, — обратилась Зинаида Григорьевна к вихрастому лопоухому мальчишке. Женщине не нравилась его бледность, отёчность лица и ненормально высокая температура. Такими же отёчными и больными выглядело ещё несколько детей.
— Ребята пройдёмте-ка со мной, — обеспокоено сказала медсестра и направилась в сторону изолятора.
Пышнотелой поварихе Екатерине Дмитриевне давно было уже пора отправиться домой, но сегодня всё в этом мире словно действовало против неё. Утром она не повела в сад хныкающих из-за кашля детей, оставив их с бабушкой. Да вот и сменщица Галина Петровна похоже заболела.
Хорошо, что мойщица посуды согласилась помочь и самолично отправилась за картошкой, потому что ни завхоза, ни кладовщика на работе второй день как не было.
Куда они все подевались? Нужно было бы пойти с жалобой к директору и решить возникшее недоразумение, но сплетница буфетчица сказала, что ещё в понедельник директор уехал на семинар.
Екатерина уселась за стол, заварила чай и стала работать с меню, делая пометки на листочке.
Разогретая от работы Люда, шмыгнула носом и накинула телогрейку, затем переобулась в бурки и уточнив у поварихи нужное количество картофеля и овощей, направилась в кладовку за вёдрами.
На улице снова падал снег. Было сыро и золко хотя и практически безветренно.
Посудомойка гремела вёдрами и озираясь по сторонам, взглядом пытаясь усмотреть запропастившегося куда-то кота, который наведывался каждый день и надрывно мяучил, пока не получал свой паёк из остатков пищи. Кот не приходил уже два дня. Люда с беспокойством отметила этот факт про себя и возле мусорок свернула к овощехранилищу.
Плафон высокого фонаря за забором из-за непогоды, как всегда то и дело мигал, но даже издалека женщина поняла, что дверь в овощехранилище не заперта.
Она остановилась, возле двери, понимая, что что-то не так. Лёгкий ветерок с роем снежинок ударил в лицо, и Люда ощутила зловоние. Фух. Запах был едким, напоминающим гремучую смесь из тухлых яиц, испорченной рыбы и чего-то еще — омерзительно сладковатого. Некий неопознанный приторный душок, вызывающий у женщины беспокойство и рвотные позывы.
Может там внизу несколько крыс просто сдохли? Или ещё чего покрупнее завелось. Может и кот, их мусорный Полосатик тоже сдох.
«Произвол», решила женщина — и, вдохнув на улице свежего воздуха, с решительным настроем зашла с вёдрами на площадку с рубильником.
Внутри подвала воздух был спёрт. Люда вспотела, пока преодолела все крутые ступени. Затем вытерла со лба пот
Расточительство обозлилась женщина. Трещоткин и Медведев пропали на пару и даже не удосужились выключить обогреватель на выходные? Вот от того, — решила она, — и пахнет здесь премерзко.
Людка, осмотрелась, выжидая чего-то, такого, что уняло бы её тревогу. Затем она поставила ведра на пол, намереваясь набрать картошки, но внезапно женщину осенила идея. Нужно было найти обогреватель и выключить его, тем самым прекратить всё это безобразие.
Посудомойка решительным шагом направилась вдоль стеллажей с картошкой, продвигаясь внутрь подвала. То и дело, она замирала, часто дыша ртом, нос хлюпал, приходилось высмаркивать его в лежащий вместе с хозяйственными перчатками в кармане обрывок тряпки. Тогда то женщина и услыхала лёгкое, едва слышное поскрёбывание. Так крадутся мыши на своих тонких и мягких лапках. Нет, судя по звуку — это были скорее всего крысы. Она стала рассматривать стеллажи, перевела взгляд на лежащие штабелями мешки с картофелем.
Плюх — и под ноги ей упала большая картошина. Людка подняла голову, периферией глаза на мгновение уловив движение. Что-то массивное резво шмыгнуло за мешок картошки. Свет мигнул и погас.
— Ай, — неожиданно сказала женщина, получив удар по лбу от ещё одной картофелины, которая была мягкой и влажной. От соприкосновения на её лице остался липкий след.
Грызунов, посудомойщица в отличие от поварих на кухне не боялась. Но здесь у неё по коже пробежал озноб.
Женщина сделала шаг назад и уперлась во что-то громоздкое. Секундой раньше позади неё ничего не было. Голос был глухой и заторможенный, словно говорящий подбирал слова и буквы, но в тишине подвала раздавшийся звук выходил неожиданно громкий.
— Еда, — тихо прошипел он.
— Что? — взвизгнула женщина, в тоне говорящего интуитивно узнавая пропавшего завхоза.
— Еда, еда, — завыл за спиной посудомойки мужчина. Что-то щелкнуло. Заскреблось и зашуршало вверху на мешках картофеля.
Преодолев приступ паники, сковавший её тело, Людка инстинктивно бросилась вперёд в темноту.
Из её горла пытался вырваться крик ужаса, когда клубни картофеля, точно липкие бомбочки стали падать ей на голову. Пшик. Пшик, Они лопались как перезрелые плоды, вызывая удушливое зловоние. Глаза женщины заслезились. Вдруг ей стало не хватать воздуха.
Людка раскрыла рот как рыба на берегу. Сердце женщины испуганно забилось в груди. Тук-тук-тук, как у канарейки учуявшей метан в угольной шахте. Она задыхалась.
— Куда же ты, погоди, — прошипел завхоз. Звук резанул по нервам, как по раскалённым до бела струнам.
Знание возникло изнутри мгновенно — и Людка поняла, что всё приплыли: пришла беда, а говорящий, кем бы он ни был — это вовсе не завхоз. Не безобидный Василий Трещоткин, а кто-то другой. Злой. Опасный, как чёрт из табакерки.