Гнилое яблочко
Шрифт:
Я нажимаю на мигающий значок с камерой, и включается видео. Мальчик держит в руках что-то вроде крошечных жестяных чашек. Одну он кладет на кончик большого пальца, другую — на кончик среднего и щелкает. Из-под пальцев выскакивает серебряная искра. Интересно, знает ли о такой штуке Лимон? Я останавливаю видео и читаю дальше.
Помимо еженедельных пособий и очков за выполнение домашних заданий, ты успел заработать еще несколько штрафных очков. Увы, ты также позвонил на горячую линию для горячих голов и получил
Надеемся, до скорых встреч!
К твоим услугам, Команда Кладовой
Я закрываю письмо. Лимон все еще занят готовкой; я отмечаю про себя, что надо не забыть сказать ему про суперискромет, и иду умываться и одеваться. Когда я выхожу из ванной, солнце уже встало, а завтрак готов.
И Лимон не шутил: буррито действительно мировой. Внутри у него яйца, сыр и три вида фасоли. Он так хорош, что, когда я опустошаю тарелку и Лимон предлагает мне еще один буррито, я соглашаюсь.
— Ты дома много готовишь? — спрашиваю я, когда он разом разбивает два яйца.
Он кивает.
— У нас старая газовая плита. Чтобы ее разжечь, нужны спички. Готовка для меня — единственный способ играть дома с огнем и не бесить при этом родителей.
Я вспоминаю о вчерашнем разговоре с Элинор.
— А у вас хорошие отношения? — спрашиваю я. — У тебя с родителями?
— Смотря что ты имеешь в виду под хорошими отношениями. — Он приподнимает сковородку и подкидывает яичницу.
— После того как ты приготовил еду, вы садитесь ужинать вместе? И, ну, разговаривать?
— Да. Постоянно. Когда мы заканчиваем с ужином, мы еще немного разговариваем. А потом еще немного. — Он вываливает в сковородку банку фасоли. — Мои родители помешаны на общении. Никогда не умолкают.
Я думаю, не из-за этого ли Лимон здесь все время помалкивает. Может быть, ему нравится, когда его не принуждают постоянно к разговорам. На всякий случай я не задаю больше вопросов. Я молча смотрю, как он готовит, и благодарю его, когда он протягивает мне новый буррито.
Я как раз заканчиваю вторую порцию, когда Лимон проверяет почту.
— Оу, — говорит он. — Сегодня с утра в библиотеке урок биологии.
— Что в этом плохого? — Я облизываю пальцы.
— Библиотека в другом конце кампуса. И мы должны были там быть десять минут назад. — Он швыряет планшет на кровать. — Пора выходить.
И мы выходим. Вернее, идет Лимон, а я, отягощенный двумя с половиной кило буррито у себя в желудке, еле-еле тащусь за ним, пыхтя и отдуваясь. Он уже успевает занять место в библиотеке, когда я добираюсь до входа.
Я останавливаюсь перевести дыхание и заглядываю внутрь сквозь двойные стеклянные двери. Мои одноклассники рассыпались по просторной комнате: кто-то сидит за столом, кто-то устроился на диванах и стульях. Они склонили головы над книгами и тетрадками. Здесь же работают несколько старших студентов, но никто из них не тянет на учителя или библиотекаря. Мне кажется, будто все ведут себя слишком
ВЫ ВХОДИТЕ В ЕДИНСТВЕННУЮ
ТИХУЮ ЗОНУ В АКАДЕМИИ КИЛТЕР.
ПОЖАЛУЙСТА, УВАЖАЙТЕ СВОИХ СОБРАТЬЕВ-ХУЛИГАНОВ!
Наконец я перевожу дух и вхожу. Лимон сгорбился в кресле на другом конце комнаты и закрыл глаза, так что я на цыпочках крадусь к ближайшему однокласснику — Абрахаму Хансену, Мастеру баллончика.
Я хлопаю его по плечу:
— Прости, ты не мог бы…
— Тсс!
Я поднимаю взгляд. Девочка за соседним столом смотрит на меня и качает головой.
— Прости, — бормочу я.
Она возвращается к своей книжке, а я — к Эйбу. Он показывает мне блокнот. Страница изрисована картинками в рамочках, будто в комиксе. На первой картинке трое человечков сидят за столом и читают. На второй в комнату входит еще один человечек пониже ростом. Вместо рта у него тонкая черта, приподнятая с одной стороны, будто он ухмыляется. На третьей картинке человечек, который теперь взгромоздился на стол, прижимает ручки-палочки к груди и задирает подбородок. Из его открытого рта выходит темное клубящееся облачко, вокруг которого змеится надпись: «Буэээээ!» На следующей картинке человечки, охваченные ужасом, убегают прочь.
Эйб опускает блокнот, пишет над ядовитым облаком: «5 штрафных очков» — и снова поднимает.
— Я не уловил, — признаюсь я. — Значит, нам нужно…
— Тсс!
Эйб переворачивает страницу, и я вижу еще одну серию рисунков. Она очень похожа на предыдущую — за тем исключением, что облачко вырывается у человечка не изо рта, а из того места, которое по идее представляет собой его зад. Рядом с эти облачком Эйб пишет: «10 штрафных очков».
Затем, как будто вселенная почувствовала мое смущение, тишину в библиотеке разрывает шум — нет, рев. Я подпрыгиваю. Эйб закрывает уши. Девочка за соседним столом дергается, будто ее ударили в живот. Звук продолжается не дольше пяти секунд, но они кажутся днями.
Когда он стихает, раздаются смешки. Шепот. Все, включая меня, оглядываются в поисках виновника.
Все, кроме Самары, нашей учительницы биологии. Она стоит возле высокого книжного шкафа с ярлыком «Самые знаменитые смутьяны в истории человечества». Когда наши взгляды встречаются, она кивает на дверь позади себя, а потом исчезает за ней.
Я не знаю, что ей нужно, но все равно следую за ней в кладовку. Все эти телесные звуки выбивают меня из колеи, и я согласен под любым предлогом убраться от них подальше.
— Ты опоздал, — говорит она, когда я закрываю за собой дверь.
— Я знаю. У моего соседа по комнате были кое-какие проблемы, а потом мы завтракали, и…
— Хватит. — Она поднимает руку. — Обычно я не терплю опоздавших — неважно, кто они такие. Но раз уж Анника считает тебя чудо-ребенком, я окажу тебе огромную услугу и введу тебя в курс дела.
— Спасибо, — говорю я, стараясь не зацикливаться на словах о чудо-ребенке.
Она закатывает левую штанину. Чуть ниже колена к ноге примотан серебристый мешочек. Она поднимает правую ногу и ударяет по мешочку каблуком.