Гномон
Шрифт:
Да какого хрена?
Откат от седативного препарата. Сниженное торможение. Нет такой вещи, как настоящая сыворотка правды; есть вещества, которые тебя оглупляют. Поэтому мы и прибегаем к прямому нейральному допросу. Ты нам нужен не глупым, а честным. Но все равно где-то между скополамином и МДМА слишком много неуместной похоти и еще более неуместной доверчивости. Два укола в ногу. Два препарата: один за другим. Не совсем коктейль, но и так сгодится. Хантер справилась с этим сочетанием. Хантер справилась с куда более прямым и сильным вмешательством, притворившись кем-то другим. Множеством других людей.
Хантер была готова.
А ты нет?
Последние
Вы нашли ее дневники?
Да. Думаю, что нашла.
Тогда давай представим, что мы — секретный агент, которого допрашивают враги. Давай представим, что нам нужно выжить на одной смекалке следующие несколько минут, что мы под глубоким, глубоким прикрытием. Мы Лорен Бэколл — или даже лучше: мы Хеди Ламарр, которая не только была самой красивой женщиной в Европе, но и придумала систему дистанционного управления торпедами. Она вздыхает, и мысль вылетает с выдохом, как молитва: «Ребус», как слышно?
Что-то происходит. Она не может точно сказать что. Не то чтобы туман развеивается, но в нем появляется теплый привкус апельсиновой кожуры и аниса. Мягкая синестезия: сыворотка правды на вкус, как горячий кулич. Специи заставляют ее изогнуть губы, будто от приятного сюрприза. Она по-прежнему не совсем в своей тарелке, но теперь это свобода, а не смятение.
Двигаясь так, будто на ней широкополая шляпа и юбка-карандаш, Мьеликки Нейт поворачивается к нему, чтобы показать профиль в три четверти. Она не знает, как придать губам такую форму, постоянную скрытую улыбку и знойную припухлость, которая скрывает — но и подчеркивает — смертоносное намерение. Она думает об этом изо всех сил, надеясь, что тело справится с задачей: придаст ей такой вид, который можно почувствовать в кармане брюк. Думай о чем-то одном. Думай, живи этой мыслью, но будь другой.
Из трех сотен учеников и двадцати тренеров к концу года я показала самые лучшие результаты.
О да. Мы умеем это делать, верно? Афинаида умеет. Бедный Джонатан Джонс попался на крючок, как отец Карась.
— Знаешь, Джек… тебя кто-нибудь называет Джеком?
— Нет.
— Значит, только я. Джек.
Растянуть велярно-взрывное окончание имени. Может, перебор? Лённрот это хорошо умеет, Нейт в итоге попалась. Джонс по виду тоже не слишком убежден. Он явно ждал чего угодно, только не этого: маленькое тактическое преимущество.
Я показала самые лучшие результаты.
У нее нет времени, чтобы показать нелучшие результаты, и нет времени учиться. У Дианы Хантер были месяцы на подготовку. Годы. Целая жизнь. Ей теперь нужно стать лучшей за считаные секунды. Нейт снова выдает полуулыбку, и на этот раз удар попадает в цель. Он отвечает ухмылкой, искренней, идущей изнутри и тут же подавленной. От этого у нее дрожат губы, рот и вправду наполняется слюной. Нейт чувствует, как у нее растут волчьи клыки. Она его съест по дороге к домику бабушки. Она встает так, чтобы каждый изгиб и усилие работали на результат, упирается обеими руками в стол. На ней вчерашняя футболка, но она заставляет себя почувствовать китовый ус корсета так же явственно, как холодный металл. Тело откликается, приспосабливается к давлению, удерживает позвоночник. Настроение меняется, становится острее, резче. Она чувствует твердость вольфрама под пальцами и выступом в основании большого пальца —
Что видит Джонс? Ничего из этого. Он видит только женщину, которую похитил, и она смотрит на него так, как ситуация в его понимании не предполагает. Если он сейчас запустит кинесический анализ, ему скажут, что она чувствует себя хозяином положения. Ее уверенность подразумевает, что она знает что-то, чего не знает он. Но даже без приложения покойного Смита общий для всех млекопитающих инстинкт подсказывает, что рост дает ей доминирующее положение.
Добро пожаловать в Бёртон. То, что знает твое тело, — вопрос личного выбора. Муштруй мясо, не давай мясу муштровать тебя.
Она это сама придумала или вспомнила? Сколько записи Дианы Хантер разматывается в ней сейчас? Какая-то личность-пасхалка, которая ее проглотит? Или ровно столько, чтобы спасти ее от пасти акулы?
Да. Кириакос это понимает. Нейт чувствует, как он выглядывает у нее из-за плеча. И с трудом удерживает руку, чтобы не почесать промежность.
— Так ты мне скажешь, что у тебя на уме?
Она знает, что у него на уме. Там, в доме, она почувствовала в нем настоящее желание, а он превратил его в нечто иное. Милитаризовал собственную похоть. Обманул ее, но и себя тоже. Часть того поцелуя по-прежнему в нем и рвется наружу. Еще одно тактическое преимущество: для него этот разговор тоже не идеально чист. У него в голове плещется биохимия, откликается на нее в совершенно не связанном с работой ключе.
Она ждет, а потом, когда он открывает рот, чтобы заговорить, делает вид, что передумала:
— Стой. Стой, Джек, дай мне подумать.
У Огненных Судей будет свой нарратив. Этим они здесь и занимаются: конструируют истории, а потом используют их, чтобы контролировать приливные течения. Нейт не может одолеть нарратив, который они для нее придумали, если не узнает, в чем он заключается, но, если будет ждать, пока не узнает, он ее проглотит. Она должна взять под контроль комнату, выиграть концептуальный бой и сделать из нее точку опоры, чтобы вывернуть руку великану. Нужно выбивать их из равновесия на каждом повороте дороги; нужно верить там, где они будут ждать сомнений и проверки; быть извращенной там, где они ждут здравого смысла. Действуй нетипично, но всегда согласно с собой.
— Пять судей, — говорит Нейт. — Пять минус один, Хантер, и два, Смит. Верно? Ты Огненный Судья. У тебя тоже медальон на цепочке для часов? Это не в твоем стиле. Не похоже на Джека.
Слава фармацевтической компании, слава изобретательным докторам, слава ее эндокринной системе за эту странную самоотреченность и слава Диане Хантер, потому что без Афинаиды она бы никогда не посмела так себя вести, даже сейчас. Нейт чувствует, как алхимичка вздрагивает у нее в голове — орудие под рукой.
Джонс качает головой, но закатывает рукав, чтобы показать тонкий рисунок на внутренней стороне предплечья. Она сверкает зубами, показывая кончик языка.
— Так намного лучше, чем с брелоком. Но, Джек, всего вышло трое. Я не думаю, что Регно Лённрот считается, а ты?
Он отводит глаза. Нет. Лённрот не из их клуба. Лённрот — проблема. Но Джек знает это имя, и не только по-вуайеристски — из ее файлов. Нет, тут собственная история и понимание.
— Значит, если не произошло еще несколько убийств, о которых я не в курсе…