Гностики и фарисеи
Шрифт:
"Что ж, - рассуждала Ниночка, - буду читать. Буду знать, на что равняться... Прежде всего, необходимо составить представление об их уровне, а уж потом - тянуться... Надо, надо работать!"...
Прочитав от корки до корки первые четыре номера, Ниночка испугалась. Странные, непонятные стихи чередовались с не менее странными и непонятными рассказами и статьями. Один автор воспевал свободную любовь, уверяя, что нет на свете ничего лучше. Другой на двадцати двух страницах восхищался пивом, сравнивая оное с небезызвестным продуктом жизнедеятельности схожего цвета. Третий автор открыто заявлял, что превыше всего ставит
"Это, должно быть, недоразумение, - пыталась успокоить себя Ниночка. Редактор, наверное, был пьян... А в следующем номере всё разъяснится..."
Но, вопреки ожиданиям, в следующем номере ничего не разъяснилось. За "Собакой крупнее кошки, но мельче телёнка", оканчивавшимся словами: "Было зверски приятно. Потому что так было. И так будет всегда", следовали стихи некой Майи Кислищенской:
В записной книжке -
Зелёный крест аптеки.
Мне б увидеть его средь листвы,
Поправляя причёску, как эти,
Что бежали с тобой из Москвы.
Эту жизнь поделим на части
Ведь, не правда ли, мы равны!
Ты в доспехах железной масти.
Нет прохожих. Увы, мне! Увы!
Твои волосы бьются, как крылья.
Я молю: "Вернись к моему борщу!..
А дома вытру всю пыль я
И всё тебе тут же прощу!"
Но ты не слышишь... Злые слёзы
Жгут мой лик. Всего лишь на миг.
А потом уже шум берёзы
Заглушает сердечный крик...
Под стихами стоял курсив: Милан, 2000, из чего, по-видимому, следовало, что сии божественные строки госпожа Кислищенская написала в двухтысячном году, будучи проездом в Милане. Тут же значилось, что Журнал выдвигает поэтессу Майю Кислищенскую на соискание литературной премии имени Сергея Есенина.
Не поверив своим глазам, Ниночка перечитала ещё раз. Ошибки не было.
"Как же это?
– недоумевала Ниночка.
– Почему же мой рассказ не взяли? Неужели
Долго ещё удивлялась Ниночка. Долго мучилась и задавалась вопросами, сравнивала и пожимала плечами, пока не пришла ей в голову дерзкая, но забавная мысль.
"А что, если..." - и в зелёных глазах Ниночки вспыхнули изумрудные искры.
На следующий день она стояла в отделе прозы и объясняла бессменной тётеньке:
– Вот. Рассказ принесла. Хотелось бы опубликовать.
– Посмотрим сначала, что за рассказ, - тётенька ухмыльнулась.
– Мы ведь не бульварный журнал. Абы что не печатаем. Пора бы знать... Вот ваш номер, - тётенька протянула Ниночке бумажку с цифрами, - оставьте свою рукопись и заходите недельки через две.
"Посмотрим..." - ухмыльнулась в свою очередь Ниночка, выходя из редакции...
Через две недели она пришла за ответом.
– Вот мой номер, - она протянула тётеньке бумажку.
Красившая губы тётенька скосила глаза на Ниночку и понимающе кивнула.
– М-м-м, - сказала она и глазами указала Ниночке на стул, приглашая сесть.
Когда с макияжем было покончено, она взглянула на номер и, достав из ящика стола кипу каких-то бумаг, принялась рыться в них.
– А ведь я вас помню, - обратилась она к Ниночке.
– Я вам тогда сказала, что литература - это не ваше.
Из пачки бумаг она достала какой-то листок и пробежала его глазами. При этом она подняла брови и закивала.
– И, знаете, я оказалась права. Всё же у меня есть кое-какой опыт, - она говорила с Ниночкой дружелюбно, почти ласково.
– Я ведь давно здесь работаю. И через меня столько рукописей прошло!.. Так что обычно я сразу распознаю, кто передо мной. Талантливый писатель или так...
– она бросила на Ниночку взгляд, полный жалости и сострадания.
– Деточка, не надо вам писать. Оставьте вы это занятие... У вас есть профессия?
– Да.
– И какая?
– Искусствовед я…
– Искусствовед?! Прекрасная профессия! Прекрасная... Широчайшие возможности, интересные встречи, атмосфера такая... Ну, зачем вам литература?
– она засмеялась.
– Оставьте... Мой вам совет.
Ниночка улыбнулась.
– Ну, так что мой рассказ? Я не поняла...
– Не берём мы ваш рассказ. Не наш это уровень. Вы уж не обижайтесь... Вы знаете, кого мы печатаем?
Ниночка кивнула.
– Ну, вот. Подумайте, как нужно писать, чтобы быть опубликованным в нашем журнале. То, что вы пишите, это...
– тётенька сморщилась, чтобы наглядно показать Ниночке, что же та пишет, - это... ну, не дотягиваете вы! Не наш уровень!
Тётенька развела руками.
– Знаете, мы обычно рукописи не возвращаем... Но вот она, ваша рукопись. И поскольку вы мне глубоко симпатичны, я сделаю для вас исключение. Чтобы она здесь не валялась... В общем, держите...
И с этими словами тётенька торжественно протянула Ниночке тощую пачку листов.
– Что ж, понятно. И на том спасибо, - Ниночка снова улыбнулась.
– До свидания...
– Всего доброго...
И Ниночка навсегда покинула редакцию. Но покинула в хорошем расположении духа. Ей было смешно и самую капельку грустно. Грустно оттого, что вокруг так много глупых и самодовольных людей. А смешно... В руках Ниночка держала набранный ею две недели тому назад рассказ А. П. Чехова "Марья Ивановна"...