Гнозис. Чужестранец
Шрифт:
— А вот и моя цель к нам присоединилась, — наконец заметил Платона Удильщик. — Так что пора со всем этим кончать. Отпускаю все твои грехи, Спичка.
Щупальца сжались снова, из груди Игоря раздался надрывный булькающий хрип, и они отбросили его в сторону безо всякой жалости. Амалзия посмотрела на Платона, ему даже показалось, что он увидел в её глазах сожаление. В тот же миг одно из щупалец врезалось в неё, снося в сторону.
Платон видел всё это, но просто не находил в себе сил пошевелиться. Ноги стали ватными, а в голове пульсировали нехорошие, неприятные мысли,
— Отдаю дань уважения твоей стойкости и решимости. Для обычного человека, хоть и из другого мира, ты хорош. — Удильщик слегка склонил голову. — Но нам пора выдвигаться, так что давай либо подеремся и я потащу тебя силой, либо пойдёшь со мной добровольно.
Он снова хихикнул. Внутри у Платона словно был лед коснулся легких, дыхание перехватило.
— Откровенно говоря, я бы предпочел первый вариант, но решать тебе, — добавил Удильщик.
Два щупальца за его спиной рассыпались брызгами воды, одно, самое маленькое из них осталось судорожно подергиваться, периодически касаясь веток деревьев и разбрызгивая воду в сторону. Платон закрыл глаза. В который раз вызвал меню. Оставалось два варианта: полумрак и трепет. Что делать — он не знал, да и не хотел принимать никаких решений. Выбрал трепет.
«Старый, усталый лес обожжен и промочен. Уйдут годы, чтобы восстановить всё, что было разрушено. Скоро сюда придут стражники и будут пытаться понять, что случилось. Будут осматривать труп со стрелой в спине, будут осматривать раздавленных, поломанных, изрубленных на куски людей. В конечном итоге, они решат, что дело не их ума, и уйдут, но будут помнить. Столько боли, столько крови, и ради чего всё это? — задаются вопросом деревья. Им не понять целей людей, им не понять, почему они не сдаются.»
Платона наполнила смесь чувств. Скорбь, недоумение, страх и вера. Какой-то странный отблеск надежды, вера в то, что рано или поздно всё станет как прежде, что всегда остаётся путь по которому после любого краха всё восстанавливает. Из-под пепла пробиваются новые деревья, вода возвращается в русло, люди уходят, а лес остаётся.
Он сжал кулаки.
— Я не проигрываю, — ответил он сиплым голосом.
Скованные мышцы живота не позволяли нормально вдохнуть, чтобы сказать это достаточно громко, но Удильщик всё равно услышал.
— Я тоже, — спокойно ответил он.
Щупальце устремилось вперед, Платон резко отпрыгнул в сторону, приземляясь на больную ногу. С трудом удержал равновесие, выставил меч вперёд.
— Зачем ты вообще продолжаешь сражаться? Они все тебя предали, а я вот помог раскрыть правду. Разве ты против правды? — крикнул Удильщик.
— Из-за тебя они погибли, — просипел Платон. — Таким как ты не место среди людей.
— Пффф.
Щупальце резко ударило Платона в спину. Он полетел на землю, перекатился, с трудом, но встал на ноги. Что-то внутри теперь придавало ему сил.
— Ты же не надеешься всерьез победить?
Глава 23
Шансов на победу и правда не было видно. Но оставался ещё один козырь. Вероятно, последний. Платон
«Тссс. Хочешь сбежать от него? Он силен, но мы можем успеть скрыться.»
«Не хочу убегать.»
«Оууууууу. Вот как. Ну что ж, сложно, но есть шансс. Внимательно слушал трепет? Что он там сказал про стрелу в спине, помнишь? Я помогу добраться туда, куда нужно, только слушай мой шепот.»
Платон бросился в сторону реки, туда, где стояла лодка, туда, где всё началось. Он следовал тихим свистящим командам в голове, и потоки воды неизбежно промахивались мимо него. Он скрывался за деревьями, камнями, нырял в овраги, сдирал кожу, падая на землю в нужный момент и продолжал бежать.
— Некуда бежать! — раздался сзади голос Удильщика.
Он продолжал спокойно идти следом, даже не срывался на бег. Платон маневрировал и крутился из последних сил, дыхание тяжелым, густым хрипом вырывалось из груди, по животу снова, кажется, потекла кровь, нога стреляла жестокой болью, но он продолжал бежать. Расстояние было небольшим — полторы сотни метров максимум, но они казались марафоном.
В конечном итоге, он добежал до лодки и рухнул возле неё на колени, пытаясь отдышаться.
— Выдохся? — участливо спросил Удильщик, выхода из лесу на поляну. — Зря ты к реке побежал. Убегал бы глубже в лес — был бы шанс, а так… — он махнул рукой.
Платон бросил взгляд через плечо. Вода за его спиной поднялась в бугор трехметровой высоты и угрожающие пенилась.
— Не могу понять, почему эти два придурка решили со мной драться. Собирали ведь информацию, я знаю точно. — Он пожал плечами. — Даже рядом с маленьким водоемом шансов ни у кого нет.
Платон сжал кулаки. Взглянул на Удильщика, тот так и стоял на краю поляны.
— Думаешь, что непобедим? — тихо просипел он.
— Я не слышу, что? Тоже хочешь исповедаться? — Удильщик сделал два шага вперёд. Недостаточно близко. — Всегда даю своим противникам шанс уйти в другой мир со спокойной душой. Только громче говори.
— Хорошо, — просипел Платон ещё тише, потом махнул рукой, подзывая Удильщика ближе.
Тот посмотрел по сторонам, а потом пошёл к Платону, остановившись в шести шагах.
— Ну что, готов? — спросил он. — Только учти, я тебя всё равно не убью. Моему повелителю ты нужен живым.
Платон собрался с силами, поднял глаза вверх и взглянул в прорези маски. Осколки уже окончательно сели, пожар был потушен самим Удильщиком, так что Платон видел только белую маску, а глаза разглядеть было категорически невозможно. Впрочем, и так будет приятно.
— Знаешь, я совершал много… спорных поступков. Некоторые из них… было тяжело принять… но я не считаю себя виновным в чём-то, потому что в итоговой сумме… добра от них было больше, чем зла. — Он изо всех сил старался говорить громко и разборчиво, но часто сбивал дыхание, так что приходилось останавливаться. Тем не менее, Удильщик внимательно слушал и не перебивал. — И плевать, что мне больно или плохо… но я добьюсь результата и сделаю мир лучшим местом. Любой ценой. Хоть это и идеализм, но иначе я не могу.