Гобелен с пастушкой Катей
Шрифт:
Повинуясь нетерпеливой трели звонка, я без опаски широко распахнула дверь. (По модной квантовой теории зловещее совпадение: ждёшь в назначенное время ночи друга, а вместо него импровизированно приходит бандит – равно 0,01 % вероятности. Однако, будет когда-нибудь и на старуху проруха, и отольются мне тогда теоретические кванты!).
Однако на сей раз вероятности не подвели, и в проеме театрально возник Валентин, мокрый до нитки. По всей видимости, никакая степень процветания не заставит друга Валю обзавестись тривиальным зонтиком. Вода лила с него ручьем, прямо на новенький палас в прихожей.
– Хорошо
– Мое гостеприимство, Отче Валя, отнюдь не безразмерно, – сухо предупредила я, обиженная утечкой вежливости и требованиями гостя. – В наше время тотального дефицита и всеобщего обнищания требовать с ходу таких редкостных вещей, как…
– Ну, полотенце у тебя наверняка есть, занудная крошка, – парировал Отче Валентин. – Небось еще с доперестроечных времен, так что не прибедняйся, неси, а то смотри, как я у тебя на пол натек.
Далее он снял хлюпающие ботинки, надел Сережины тапочки и уселся в самом центре дивана, вытирая голову принесенным мною полотенцем, пока я готовила на кухне кофе. Запас у меня был, как у всех столичных жителей, пожалуй, года на два, как раз до торжества рыночной экономики, если ее, конечно, не придется ждать, как ранее объявленного коммунизма, который должен был поспеть уже несколько лет как, но заплутал где-то в дороге.
Спиртного, увы, у меня не оказалось, так что пришлось Валентину общаться со мной на трезвую голову, к чему никто из нас не привык. Может быть, поэтому несколько первых минут прошли в досадной натянутости, которую растворимый кофе паче чаяния усугубил, вместо того, чтобы рассеять.
«Раз пришел он в столь неурочное время, – размышляла я между тем. – Значит, пускай самолично излагает дело, вряд ли Валечка взял и заскочил на огонек поболтать и выпить со мной кофейку».
Непохоже то было на Валентина, хотя после истории с исчезновением Верочки и его геркулесовых трудов по ее розыску, наши отношения перешли в иное качество. До наших совместных детективных усилий и моей не слишком удачной попытки проломить ему голову мы с Валентином были отдалёнными старыми приятелями, и редкие встречи с разговорами происходили на уровне вечной взаимной подначки.
Соединенные, хотя и разнонаправленные розыскные труды чудесным образом превратили наши нечастые общения в старинную дружбу драгоценной закалки. Подначка, правда, как была, так и осталась, на нее нанизывалось всё прочее, сохранилась как несущая конструкция упрочившейся духовной близости.
Именно желанием подразнить старого друга, а вовсе не хорошим воспитанием были подсказаны тем вечером мои вежливые вопросы, долженствующие вывести Валентина из состояния смущения непосредственно к цели позднего визита.
– Ну что нового, Отче? Как бизнес, процветает? А семья: Марина, дочка, теща – все в порядке? – осведомилась я, созерцая обновленный имидж ныне респектабельного Валентина.
Чашечка кофе слегка дымилась в его руке, и восходящий пар отчасти затуманивал черты. От подзаборного пьющего аристократа прежних лет, старого ненадежного друга юности в нынешнем облике Валентина сохранилось немного. Лишь сонный, полный презрения взгляд бледно-зеленых глаз да привычная кривая улыбка – один угол рта сильно
Преображение Валентина меня радовало и забавляло. От нищего и гордого потомка родовитых российских дворян, брезгливо презиравшего пошлую советскую действительность, до процветающего бизнесмена и примерного отца семейства, и всё за неполных три года! Вот что мы провернули с его супругой Мариной при небольшой поддержке дамы по имени Клио, музы истории, проще говоря.
Наши совместные приключения в процессе поисков пропавшей Верочки дали Валентину идею бизнеса и первоначальный капитал; Марина Головинская в темпе родила ему прелестную Алечку (то есть, конечно, Валечку) и незаметно обволокла семейными узами; а историческая спешка, смахнувшая коммунизм с глаз долой, позволила Вальке прыгнуть из сторожей в бурные воды свободного предпринимательства.
На деньги, полученные неправедным путем от Виктора, мужа Верочки, Валентин после краткого размышления открыл сыскную контору. Теперь он консультировал, охранял (с помощью служебных псов, точнее, сдавал их в аренду), кое-что расследовал, не брезгуя иногда особо наглую публику и припугнуть.
Двуногих помощников он не держал, предпочитал действовать не мускулами, а извилинами, как Эркюль Пуаро знаменитый сыщик у Агаты Кристи, поэтому вечно толковал о серых мозговых клеточках.
Надо отметить, что Валентин попал в струю времён, контора снабжала его средствами к существованию, чтобы не сказать большего. Не раз и не два, в виде особой язвительности, Валька предлагал мне бросить полузатонувшее издательство и идти к нему в секретари-ассистенты.
«Хватай, пока дают, – глумился Отче Валентин. – Не то, смотри, прелестное дитя, проворонишь свое счастье, возьму долгоногую красотку, и будет она носить мне чай, пока Прекрасная Дама не застрелит из конторского легального нагана нас обоих.»
Прекрасной Дамой и Вечной Женственностью Валька высокопарно именовал свою жену, бессовестно обкрадывая А. Блока и В. Соловьева. Правда временами, чтобы развеселить скорее себя, чем собеседника, он круто снижал образ и превращал супругу в Таблицу Менделеева. (Цикл стихов о Прекрасной Даме был посвящен Блоком невесте, Любови Дмитриевне Менделеевой, дочери великого ученого, который явил миру всем известную таблицу периодических весов. Вечная Женственность по Гёте и В. Соловьёву, она же Блоковская Прекрасная Дама, она же Любовь Менделеева, она же Таблица Менделеева, в миру – Марина, Валькина жена.) В непочтительных устах Отче «Таблица Менделеева» звучало как «моя старая лоханка» или того похлеще. «Прекрасная Дама» существовала для светского разговора.
– Ты все-таки ведьмочка, прелестное дитя, – немного поразмыслив, Отче решил ответить. – Ведь в самую точку угодила, поразила точно в Ахиллесову пятку. Отвечая, я с ходу вынужден излагать просьбу, чему дворянская и мужская гордость противятся просто со страшной силой.
Конец ознакомительного фрагмента.