Гобелен

Фицпатрик Кайли

— Привет, Джоан. Спасибо за все. Мне было трудно возвращаться сюда… а ваша забота очень помогла… — Ее голос дрогнул, и она замолчала.

— Это все мелочи, — небрежно ответила Джоан. — Наверное, ты только что приехала и очень устала, поэтому я просто скажу «нет», если ты не хочешь, но сегодня будет некое действо…

— Какого рода действо? — Мадлен внутренне сжалась, подумав о необходимости общаться с чужими людьми.

— Ничего формального — выпивка и закуска в одном из отелей. Дважды в год у нас проходит встреча местного Исторического общества. Я подумала, что ты

могла бы пойти, чтобы немного отвлечься…

Она была права. Мадлен решила быть храброй.

— Звучит неплохо, — солгала она.

Джоан пообещала заехать за ней вечером.

Собрание Исторического общества проходило в маленьком отеле в георгианском [29] стиле, который назывался «Белый единорог». На втором этаже находился просторный зал с высоким потолком и несколькими рядами обитых розовой тканью стульев, расставленных вокруг невысокого помоста. Вдоль стены, перед зубчатыми оранжево-розовыми драпировками, стояли два стола. На одном гордо красовались графины с красным и белым вином, бокалы, чашки и огромный чайник. На другом стояли тарелки со свежими сэндвичами и ломтиками поджаренного хлеба с разными закусками.

29

Относящийся к периоду правления четырех королей — Георга I (1714–1727), Георга II (1727–1760), Георга III (1760–1820) и Георга IV (1820–1830).

Зал был заполнен группками людей, которые беседовали друг с другом.

Мадлен рассчитывала, как обычно, занять местечко где-нибудь с краю, но сообразила, что только привлечет к себе ненужное внимание, если станет одиноко жаться к стенке. В зале яблоку некуда было упасть от обилия членов Исторического общества. Не было даже доски для объявлений, возле которой Мадлен могла бы постоять.

Она осталась с Джоан и взяла бокал красного вина. Вдвоем они пробились к центру зала, и вскоре к ним подошел мужчина, одетый во все бежевое. Бежевыми были даже парусиновые туфли и широкий галстук. Он был в очках, напоминающих защитные, которые увеличивали глаза до невероятных размеров. Пряди бело-желтых волос обрамляли сияющую лысину и доходили почти до воротника.

— Добрый вечер, профессор Торн, — вежливо сказала Джоан, но Мадлен показалось, что она едва заметно поморщилась. — Это Мадлен Л’Эглиз — дочь Лидии Бродер.

Профессор сжал влажной ладонью руку Мадлен и принялся энергично ее трясти.

— Рад с вами познакомиться, Мадлен. Невероятно рад. Должен сказать, что я ужасно сожалею о смерти вашей матери. Замечательная леди. Поразительный ум. Исключительно печально.

— Профессор Торн — главный в Кентербери специалист по изучению эпохи Возрождения, — пояснила Джоан и обратилась к бежевому мужчине: — Мадлен преподает историю Средневековья в Нормандии.

Увеличенные глаза Торна загорелись, словно фары, но не успел он разразиться восторженной речью, как Джоан решительно взяла Мадлен за руку и увлекла ее за собой.

— Прошу нас простить, профессор Торн, но я хочу познакомить

Мадлен с одним человеком, который может уйти.

С этим словами Джоан потянула Мадлен в толпу, подальше от разочарованного профессора Торна.

— Так лучше, поверь, — прошептала Джоан с озорной улыбкой. — Идем, я познакомлю тебя с Николасом.

— А кто такой Николас? — прошептала в ответ Мадлен, которая уже начала жалеть, что согласилась прийти сюда.

Они вновь оказались возле импровизированного бара, где высокий темноволосый мужчина поставил на стол пустой бокал и принялся застегивать черную кожаную куртку. Он уже собирался уходить, когда заметил Джоан и Мадлен.

— О, привет, Джоан, — с явным облегчением сказал он. — Я не знал, что вы придете…

— Николас, это Мадлен Л’Эглиз. Мадлен — Николас Флетчер.

Николас протянул руку, и в его глазах промелькнуло узнавание, а Мадлен поняла, что именно с ним разговаривала в архиве во время своего предыдущего визита. Она пожала ему руку, чувствуя некоторую неловкость.

Когда Джоан извинилась, сказав, что ей нужно перекинуться парой слов с коллегой, Мадлен почувствовала, как ее охватывает паника. Она не знала, о чем говорить с Николасом. А тот, если и испытывал смущение, вида не показывал.

— Как долго вы намерены оставаться в Кентербери, Мадлен? — спокойно спросил он.

— До конца недели. У меня тут дела… завещание матери…

Повисла неловкая пауза. Мадлен поднесла к губам бокал с вином, чтобы сглотнуть комок в горле. Николас слегка нахмурился — возможно, вспомнил их предыдущую встречу.

— Должно быть, вам сейчас нелегко, — заметил он и после небольшой паузы добавил: — Боюсь, я был не слишком любезен во время нашей встречи в архиве. Приношу свои извинения. Могу я предложить вам вина, чтобы загладить свою оплошность?

Его голубые глаза — даже очки в прямоугольной оправе не делали их менее проницательными — вдруг заискрились смехом, и он посмотрел на графины с бесплатным вином.

Мадлен улыбнулась и кивнула.

— Кажется, вы собирались уходить? Наверное, мне не стоит вас задерживать… — небрежно сказала Мадлен, которой вдруг захотелось, чтобы он ушел, поскольку в его присутствии она чувствовала необычную неловкость.

От Николаса исходило легкое высокомерие — или нечто похожее. Мадлен никак не могла решить, нравится ей это или нет. Он вел себя совершенно непринужденно, словно неизменная отстраненная вежливость англичан была ему несвойственна. Впрочем, его небрежность выглядела слишком нарочитой. Ей показалось, что ее изучают, словно собираются провести исследование.

Она взяла бокал, который наполнил Николас, и решила, что постарается получить у него информацию — иными словами, проведет собственное расследование. В конце концов, он ведь архивариус… нет, он называл себя реставратором. Кажется, Джоан говорила, что он систематически занимается городским архивом.

— И как продвигается ваша работа — удалось найти что-нибудь… спорное?

— Да, удалось. Но все это строго засекречено. Я бы не хотел подвергать вас опасности, ознакомив с содержимым сейфов и подвалов Кентербери.