Гобелен
Шрифт:
Она проверила и закрепила повязку Йахима.
– Вы можете ехать домой. Я вызову такси. Кстати, я бы не показывалась ребенку, пока кровь не перестанет сочиться и вы не поменяете повязку. Это может напугать девочку.
– Мне жутко показаться Элизабет в таком виде. А когда она узнает, что случилось! Она такая паникерша.
– Элизабет, – строго сказала доктор Хершфельд, – реалист. А это большая разница.
– Я так боюсь за будущее, – сказала Элизабет. Она вязала свитер, сидя рядом с мужем на диване и прислонившись к нему.
Поль
– Liebchen, как я всегда говорю: у тебя любая простуда – пневмония.
– Боже мой, ты ушел погулять, и тебя могли бы принести ко мне мертвым.
– Ты забываешь, что я мог бы умереть в любой день в течение моих четырех лет в армии. Но я не умер. – Йахим обратился к Полю, желая переменить тему: – Мне неприятно, что мы пропустили отличный завтрак с Францем. Вот что меня огорчает.
Он обращал пережитый ужас в шутку не только ради жены, но отчасти и ради себя самого. Йахиму не хотелось думать, что радость жизни может быть испорчена.
Элизабет, однако, не успокоилась:
– Ты понимаешь, что в Берлине на студенческих выборах больше половины голосов было отдано нацистам? И что в университетах они все еще читают этот бред – «Протоколы сионских мудрецов»?
– Ах, кто их читает, кто их покупает?
– Их продают тысячами экземпляров, Йахим.
– О, нас до смерти перепугала шайка бандитов. У вас их нет в Америке, Поль? Я читал о Чикаго и «сухом законе».
– Это не одно и то же. – Поль понимал, что ответил неубедительно, но у него не было настроения пускаться в пространные объяснения.
– А если кто-то думает, – продолжала Элизабет, – что от этого насилия пострадают только евреи, он ошибается. Мы будем первыми и самыми многочисленными, но будет пролито много и другой крови.
Йахим рассердился:
– Так что ты предлагаешь?
– Мы должны относиться к этому серьезно и попытаться остановить или уехать из страны, пока ничего не случилось. Поедем в Палестину или еще куда-нибудь. Много в Америке сионистов? – спросила она Поля.
– Не думаю. Я сам не знаю никого. Йахим рассмеялся:
– Бога ради, разве Поль похож на сиониста? Элизабет вспыхнула.
– А как выглядит сионист? Мы постоянно спорим по этому вопросу, – серьезно сказала она Полю и отложила вязанье.
– Все наши друзья дразнят ее, – сказал Йахим. – Элизабет, моя хорошенькая блондиночка, с ружьем в одной руке и мотыгой в другой.
– Лично мне туда ехать не хочется, – сказала Элизабет, – но я могу понять тех, кто едет. Да, могу. У меня есть очень близкие друзья, сионисты; мои друзья, не Йахима.
Йахим насмешливо произнес:
– Естественно, поляки. Иммигранты! Не немцы. А, Бог с ними! У нас будет все по-прежнему: ты останешься с детьми, – он наклонился и поцеловал ее в лоб, – и с твоим бедным раненым героем.
Он снова засмеялся:
– Извини, Поль, что твой визит к нам заканчивается так. Послушай, а почему бы нам не устроить на
– Прекрасно, если только ты позволишь мне быть хозяином. В противном случае – нет.
– Если ты так хочешь, – согласился Йахим. – Я уже понял, что ты все делаешь по-своему.
– Чудесно! – обрадовалась Элизабет и предложила пригласить Илзе Хершфельд. – Она всегда такая печальная и редко бывает на людях. Ты не возражаешь, Поль?
– Нисколько!
Поль часто замечал за собой, что рассматривает людей, особенно женщин, словно картину, пытаясь понять внутреннее содержание. Илзе занимала его все больше и больше: этот тип был ему совершенно незнаком.
Ее лицо было очень белым, а прямые блестящие волосы, разделенные на прямой пробор, – очень черными. Простое темно-синее платье имело единственное украшение – нитку жемчужных бус. Простота была не только в одежде, но и в манере держать себя. Илзе совершенно не кокетничала. Ее черные глаза, слегка азиатские, смотрели прямо; полный рот широко улыбался. Разговор во время ужина после концерта был общим, об Илзе Полю удалось узнать совсем немного: ее мальчику десять лет, она серьезно занимается теннисом и изучает эндокринологию.
Им еще не подали кофе, когда Илзе посмотрела на часы:
– Поздно, и ты выглядишь усталой, Элизабет. Почему бы нам не уйти сейчас?
А когда Элизабет попыталась возражать, она твердо сказала:
– Тебе не надо быть такой вежливой. Кроме того, я твой врач.
Йахим с готовностью поднялся.
– Да, слушайся доктора. У нее был выкидыш в прошлый раз, – объяснил он Полю. – Но вы оставайтесь, попейте кофе с булочками – они здесь вкусные. А потом сможете взять такси.
Когда супруги ушли, Илзе заметила о Элизабет:
– Она прелесть. Милая, умная женщина!
Поль мысленно добавил: «и намного умнее своего мужа» и невольно улыбнулся. Илзе, словно угадав его мысли, тоже улыбнулась. Посмотрев друг на друга, они рассмеялись.
– Мне они все равно очень нравятся, – через минуту сказал Поль.
– И мне тоже. Вы знаете, Йахим беспечен, как дитя. Подумать только, вчера он едва не погиб! А сегодня, похоже, он забыл об этом.
– Такое забыть трудно! Внезапно Илзе посерьезнела:
– Вы знаете, эти митинги могут перерасти в кровавый террор. Я уже пережила это в России.
– Мои дедушка с бабушкой были в Париже в 1894 году, когда осудили Дрейфуса. Они рассказывали о толпах глумящихся. Но ведь то была чужая Франция, говорили они, а не любимая Германия. Интересно, что бы они сказали, если бы увидели то, что было вчера.
Не отвечая, Илзе допивала свой кофе. Зажав чашку обеими руками, она задумчиво потягивала кофе, а потом внезапно спросила:
– Хотите выпить?
– Конечно. Что?
– Не здесь, а у меня дома. Если вы, конечно, хотите.
– Я очень хочу.